– Знаешь, – сказала она, – лучше бы вам туда не соваться.
– Мне тоже так кажется, – тихо ответила я. – Не самые подходящие условия для долгого полета.
Она уставилась на приборную панель.
– Жаль, что ничем не могу помочь.
– Мне тоже жаль. Но с ним ничего не случится.
Легко говорить – ведь фактически Алекс стал виновником гибели людей. Неудивительно, что его мучили тягостные мысли.
Несмотря на тревожное начало, полет проходил намного легче, чем я ожидала. Как только мы оказались вдали от Окраины, к Алексу вернулось прежнее расположение духа. Большей частью мы просто болтали о том о сем, неизменно задаваясь вопросом: почему такие умные существа, как люди, делают столько глупостей? Алекс считал, что врожденный инстинкт вынуждает нас придерживаться собственного мнения, несмотря на факты.
– Для выживания это значит куда больше, чем ум, – сказал он. – Важно умение убедить других следовать за собой, а оно требует твердости. Ты должен быть частью племени. Вот почему мнение намного важнее фактов.
Мне стало интересно, сумеем ли мы когда-нибудь долететь до другой галактики. Шара сказала, что мы можем сколько угодно совершенствовать звездные двигатели, но для полета к Андромеде понадобится нечто принципиально новое.
– Не стану говорить, что мы исчерпали все возможности, – сказала она. – Такие заявления всегда выглядят глупо спустя несколько лет. Но трудно сказать, к чему мы придем.
– Я бы с удовольствием перенесся, скажем, на десять тысяч лет вперед, – заметил Алекс, – и взглянул бы, каким стало человечество.
– К тому времени мы будем совсем другими, – сказала я. – Вероятно, мы прекратим стареть. Появится полная карта Млечного Пути. Все будут иметь коэффициент интеллекта под двести. И еще мы станем невероятно красивыми.
– Некоторые и сейчас неплохо выглядят, – улыбнулся Алекс, переводя взгляд с Шары на меня и обратно.
– Осторожнее, – заметила я. – Что сейчас думает Одри, зная, что ты сидишь внутри замкнутого пространства с двумя женщинами?
– Она мне доверяет, – ответил Алекс.
– И не зря, – сказала Шара. – Я рада, что путешествую в обществе такого высоконравственного мужчины.
Мы поговорили о том, представители какого пола умнее, согласившись, что женщины более искусны в общении (насколько я помню, это мнение было поддержано двумя голосами против одного).
Обсуждали мы и политиков; ни один из тогдашних обладателей высоких должностей не вызывал у нас особого восторга – и неудивительно.
Мы размышляли вслух, как могла бы выглядеть наша жизнь, обладай мы телепатическими способностями «немых» при отсутствии возможности лгать и скрывать свои чувства. Вероятно, такого понятия, как дипломатия, вообще не было бы.
Наконец, мы перешли к разговорам о Боге. Я удивилась, узнав, что Шара верующая.
– Я верю не в того злого, несправедливого к нам Бога, о котором говорят в церквях, – сказала она, любуясь изображением туманности Песочные Часы, которое Белль вывела на вспомогательный экран. Как правило, Белль выводила картины, которые мы могли бы видеть, путешествуя в обычном пространстве. Естественно, в иллюминаторах «Белль-Мари» ничего видно не было. – Но я просто не в силах поверить, что такое может появиться случайно, согласно законам физики, и что мы сами появились случайно. Не может быть, что все основано лишь на квантовой механике. Да, я знаю, всему есть теоретическое объяснение, но я не верю в него. Думаю, без Бога вряд ли возникло бы хоть что-нибудь.
Алекс по-разному решал вопрос существования сознательно действующего Творца – в зависимости от настроения.
– Все дело в размерах, – сказал он, разглядывая Песочные Часы. – Мысль, что за этим может кто-то стоять, кажется мне… – он поколебался в поисках подходящего слова, – надуманной. Мы склонны везде видеть некий замысел. Людям отчаянно хочется верить в сочувствующую им высшую силу. Для большинства из нас попросту непредставимо, что мы можем быть случайным явлением природы.
Что до меня, то мне всегда легче было поверить в Бога, глядя на Песочные Часы из межзвездного пространства или на леса и океаны с орбиты. Когда ты видишь вблизи жестокую сторону природы, наблюдая, как расчленяют и пожирают друг друга животные, и окидываешь взглядом долгую историю человечества – историю войн, убийств и всеобщего упадка, – становится нелегко воспринимать все это всерьез.
Прибыв в намеченную точку, мы проверили наши координаты и немедленно начали поиск. Мы не могли узнать, в какой именно точке появится «Альфа», и точно так же не могли установить, где находимся сами. Определив по звездам наше положение, мы выяснили бы, что пребываем в определенной точке, но эта точка имела внушительные размеры. Можно было удалиться на немалое расстояние, почти не сдвинувшись относительно какой бы то ни было звезды.
Имелась и другая проблема: мы не могли точно рассчитать, когда произойдет нужное нам событие. Еще до отлета Шара сообщила, что стоит ориентироваться примерно на недельный интервал, и добавила, что, к сожалению, ничего больше сказать нельзя. Соответственно, мы спланировали все так, чтобы прибыть на неделю раньше, и были готовы остаться еще на неделю после расчетного времени. В отсутствие всяких событий мы могли пробыть там около трех недель.
Мы также знали, что область поиска очень велика: объект может пройти мимо и мы его даже не заметим. Какова была вероятность такого исхода?
– Ну, один к трем или четырем, – сказала Шара. – Но и это очень прилично.
У меня были определенные сомнения насчет того, где лучше всего расположиться. Мы находились на границе области поиска: в случае появления «Альфы» мы следовали бы за ней. Но если бы «Альфа» появилась далеко впереди, нам потребовались бы многие часы, чтобы набрать достаточное ускорение и догнать ее. Если же мы просто двигались бы на крейсерской скорости, а она вышла бы из прыжка далеко позади нас, возникли бы проблемы другого свойства. Итак, лучше всего было оставаться сзади и догонять ее.
На том и порешили. Я затормозила, сбросив скорость до минимума, и легла на курс, которым двигалась «Альфа» при последнем ее появлении в 1256 году.
Оставалось лишь сидеть и ждать. Мы разговаривали, читали, играли в разные игры, смотрели шоу, а также развлекались тем, что брали из библиотеки классические вещи – скажем, «Маркази» или «Гамлета» – и разыгрывали их с нашими аватарами в главных ролях. Мне нравилось, как Шара играла в «Маркази» злую жену, которая в разгар мятежа убивает по политическим соображениям своего мужа – разумеется, им был Алекс, – а потом понимает, что любила его.
В «Гамлете» я блестяще выступала в роли Офелии. Алекс же в главной роли совершенно не соответствовал образу: не то чтобы он плохо играл, но трудно было представить его таким нерешительным. Впрочем, он великолепно смотрелся в костюме датского принца.
Первая неделя, как и ожидалось, закончилась безрезультатно. Несмотря на внешнее спокойствие Алекса, я знала, что он волнуется, – каждый раз, когда в разговор вступала Белль, я замечала, как менялся его взгляд. Но речь шла всего лишь о рутине: Белль советовала по возвращении обратить особое внимание на передние ускорители, отмечала неровное вращение одного из телескопов, спрашивала, можно ли поменять обеденное меню.
Волнение Алекса передавалось и Шаре. Ну а меня, признаюсь, поглотила мысль о том, каково это – спасти несколько человек со стартовавшего много веков назад корабля. Я постоянно проигрывала в воображении эту сцену. «Привет. Добро пожаловать в тысяча четыреста тридцать четвертый год. Вы, конечно же, рады возможности покинуть корабль. Теперь все будет хорошо».
– Они нам не поверят, – сказала я.
Наконец на одиннадцатый день от Белль поступило долгожданное сообщение:
– У нас появилась компания.
На экране возник маркер. Шара скромно улыбнулась, как и подобает местному гению.
– Есть вероятность, что это может быть другой корабль? – спросил Алекс.
– Кто еще может летать в этих краях? – возразила я.
– Расстояние тысяча семьсот километров, – сообщила Белль.
Мы с Шарой заняли места на мостике. Алекс встал в открытом люке, у нас за спиной.
– Можем мы его увидеть? – спросила Шара.
Маркер стал ярче.
– Он еще слишком мал, чтобы получить изображение.
– Каким курсом он движется? – спросила я.
– Данные обрабатываются.
Я сидела, слыша напряженное дыхание остальных.
– Параллельно нам.
– Великолепно! – почти что завопила Шара.
– Однако он удаляется.
– Ничего удивительного, – сказала я. – Алекс, держись за кресло. Шара, пристегнись.
Шара встала.
– Садись. Алекс, – предложила она. – Это спектакль для тебя.
Она протиснулась мимо него в кабину. Алекс поблагодарил и занял ее место. Я переключилась на ручное управление и, когда все были готовы, начала ускоряться.
