– Ничего хитрого. Вставляешь карточку в прямоугольное гнездо, что расположено в нижнем левом углу пульта. Два раза нажимаешь на кнопку «Пуск». После этого на экране должно появиться «меню». То есть, перечень доступных тебе абонентов.
– Попробую.
– Обязательно попробуй, – попросил Тим. – Если что узнаешь, то сообщи. А сейчас, извини, будем прощаться.
– Пошёл проводить экстренное собрание-совещание?
– Угадал. До связи.
– Роджер.
Глава двадцать третья
Снега, снега…
Экран монитора, равнодушно помигав на прощанье светло-голубыми разводами, медленно погас.
– Выходи, сероглазка, – разрешил Лёха.
Из спальни появилась Ванда, взяла стул, поставила его напротив пульта управления, уселась и, недовольно вздохнув, принялась прожигать мужа пристальным взглядом огромных серых глаз.
«Серых – как чистая вода в одном знакомом лесном роднике, – любезно подсказал предупредительный внутренний голос. – Сейчас, братец, учебник по психологии не читай на ночь, последуют нудные нотации морально-нравственного характера. С чётко-обозначенными аристократическими акцентами, ясен пень. Так что, готовься…»
– Не одобряешь? – криво усмехнувшись, спросил Лёха.
– Не одобряю, – грозно нахмурившись, подтвердила жена. – Как можно одобрять – махровое лицемерие?
– «Лицемерие» – это термин мирного времени.
– А о каком термине идёт речь сейчас?
– Естественно, сугубо о – «военной хитрости»… Кстати, а кто меня предупреждал, что следует опасаться кровной мести – со стороны ребят с запасного аэродрома? Мол, запросто могут, подняв в воздух самолёт, пару раз прицельно пальнуть по зданию нашей метеостанции из лазерной пушки? Кто, я спрашиваю?
– Я предупреждала, – созналась Ванда.
– Теперь же – после моего выступления-общения – жестокая месть отменяется. Разве это не так?
– Допустим, что так… Но зачем же было – самым бесстыжим и наглым образом – бросаться такими лживыми и пошлыми фразами, мол: – «Не стоит благодарности. Так – на нашем месте – поступил бы каждый честный человек…»? Это – с твоей стороны – было очень лицемерно и ужасно-неблагородно…
– Что же здесь, сероглазка, неблагородного? – почти искренне удивился Лёха. – Сижу это я на обрывистом берегу. Никого не трогаю. Любуюсь на морскую безбрежную гладь. Примус починяю. Вдруг, летят, ухари. В гости летят? С благими намерениями? Если бы… Оказывается, они хотят меня, бедняжку, застрелить. А мою обожаемую жену-красавицу, многократно изнасиловав, отвезти на некий заброшенный островной аэродром. Зачем – на аэродром? Затем, чтобы там её, родную, иметь всем списочным составом. Причём, регулярно, изощрённо и в строгом соответствии с тщательно составленным графиком. А комендант данного объекта, естественно, будет иметь доступ к нежному и трепетному женскому телу во внеочередном порядке… Что же я делаю в ответ? Уничтожаю – в компании с верной супругой и случайно-встреченным динозавром – всех наглых ухарей, находившихся на борту самолёта… Что, спрашивается, здесь подлого и лицемерного? Совершенно обыденная – на мой скромный взгляд – история. Мол: – «Кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет…». А, вот, ещё одна мудрая философская сентенция: – «Как аукнется, так и откликнется…». Более того, я на сто процентов уверен, что так – как мы с тобой и динозавром поступили – и должен поступать каждый честный и благородный человек… Ну, и где же я не прав?
– Причём здесь примус? – засмущавшись, попыталась уйти от ответа Ванда. – Вроде бы, он и не ломался пока…
– Про примус я тебе, любимая, потом всё подробно объясню. На мирном досуге, в спокойной обстановке… Ты же, графинюшка, будь добра – ответить на поставленный вопрос. Итак, в чём я был неправ? В том, что не позволил себя прикончить? В том, что не дал этим сексуально-озабоченным козлам умыкнуть тебя, красавицу длинноногую, на запасной аэродром?
– Нет, конечно же… И этих гадких типов мы убили правильно. По-другому, если честно, было нельзя. Пиковый расклад, причём, без вариантов. Просто…
– Просто – что?
– Разве с этим пьяненьким Тимом Джонсом нельзя было говорить как-то по-другому?
– Это, извини, как?
– Ну, более холодно, что ли. Без лицемерной душевности. То есть, сухим казённым языком. Показал фотографии, чётко обрисовал сложившуюся ситуацию и вежливо попрощался… Зачем было пошло лицедействовать, уподобляясь балаганным ярмарочным шутам?
– А, как бы я тогда – без душевного и пространного разговора – узнал бы о двойном предназначении пластиковой карты, подаренной нам Ланой? – перешёл в активное наступление Лёха. – Что молчишь, графиня бургундская? Нечем крыть?
– Получается, что нечем. Уел, белобрысый пройдоха.
– Кроме того, у меня имеется к данному запасному аэродрому и серьёзный стратегический интерес. Типа – на ближайшее будущее.
– Какой – стратегический интерес? – оживилась Ванда, из серых лучистых глаз которой – напрочь – исчезло мрачное неудовольствие.
– Ну, не знаю, право. Не знаю… Стоит ли рассказывать? В том плане, а достоин ли я – смерд армейский – напрягать твои аристократические благородные уши всякими плебейскими глупостями?
– Алекс, прекращай дурака валять! Достоин, конечно же. Напрягай, сколько хочешь… Ну, расскажи, пожалуйста…
– Да, я и сам толком не знаю, в чём заключается этот интерес, – вздохнув, признался Лёха. – Во-первых, имеют место быть навязчивые предчувствия. Так, ничего особенного, лишь смутные предчувствия старого и прожжённого солдафона… А, во-вторых, никаких других серьёзных объектов – поблизости от нашей метеостанции – не наблюдается. К чему же тогда проявлять серьёзный стратегический интерес? Получается, что только к запасному аэродрому… Железная логика?
– Железная, – одобрительно улыбнувшись, подтвердила Ванда. – А когда мы попытаемся воспользоваться картой расширенного доступа? Я имею в виду, когда попытаемся выйти на связь – хоть с кем-нибудь?
– Чуть позже.
– А почему – не прямо сейчас? Неужели, тебе совсем не интересно, что творится в этом Мире?
– Наоборот, очень интересно.
– В чём же тогда дело?
– Только в том, милая моя сероглазка, что ты – своим стройным и прекрасным телом – загораживаешь экран монитора… Ну, вставлю я пластиковую карточку в прямоугольное гнездо, нажму два раза на нужную кнопку. А, толку-то? Даже с «меню» не смогу ознакомиться. Нет, конечно, если у тебя на спине имеются зоркие глаза, тогда совсем другое дело… Так, как – имеются?
– Алекс, я тебя…
– Ненавидишь, – понятливо хмыкнул Лёха. – Ну, ты будешь пересаживаться? Или тебе, благородная графиня, совершенно неинтересно, что происходит в многострадальном «церковном» Мире?
Ванда, смешливо улыбнувшись, поставила свой стул рядом со стулом мужа и уселась.
«Не просто – уселась. А слегка прижимаясь – горячим, трепетным и нежным бедром – к твоему, братец, мускулистому бедру», – уточнил дотошный внутренний голос. – «Следовательно, морально-нравственный инцидент полностью исчерпан. В молодой семье вновь воцарил прочный и безоблачный мир, обещающий – в самом скором времени – новую порцию неземного сексуального блаженства…».
Лёха, поместив толстую пластиковую карточку в нужное гнездо, два раза надавил на кнопку «Пуск».
Экран монитора, лениво помигав нежно-изумрудными вспышками, окрасился в приятный светло-серый цвет. Ещё через несколько секунд на нём появились чёрные и ярко-алые строчки.
– Перед нами – обещанный перечень потенциальных собеседников, – пояснил Лёха, перемещая – с помощью чёрного колёсика на пульте – список туда-сюда. – И, что мы имеем?
– Тебе, белобрысый охламон, виднее, – доверчиво пристроив светловолосую голову на крепком плече мужа и прикрыв глаза, томно и ласково промурлыкала Ванда. – Рассказывай – что, да как. Не тяни, пожалуйста, кота за пушистый хвост.
– Как скажешь, графинюшка… Итак, перечень содержит сто шестьдесят пять абонентов. То есть, краткое – для каждого – наименование, и личный код вызова. Причём, сто шестьдесят строчек заполнены чёрными буквами-цифрами, и только пять – красными. Делаем смелый вывод: именно с этими пятью адресатами – на данный конкретный момент – мы и можем связаться. Все остальные – по комплексу важных причин, о которых не трудно догадаться – являются для нас недоступными. То бишь, скорее всего, они погибли – во время недавних природных катаклизмов.
