А позапрошлым летом среди присутствующих на балу высокородных девиц была и Татьяна Чернятинская. Но, во-первых, Осетру не довелось с нею протанцевать. А во-вторых, на балу присутствовал государь с семьей. И потому Осетр благополучно забыл о девушке.
Но вот теперь он все вспомнил.
— А ведь мы с вами встречались, Яна.
— Что вы говорите! — девушка распахнула глаза.
— Да-да, позапрошлым летом. У нас в школе был традиционный выпускной бал с участием Его Величества. На такие балы всегда приглашаются девочки. Вы там были.
— Ах, вон как!.. — Яна призадумалась. — Да-да, припоминаю. Когда кадетский хор пел гимн, вы стояли на сцене у левой кулисы, не так ли?
— Так, — сказал Осетр, хотя стоял он у правой кулисы, поскольку два года назад был едва ли не самым высоким на курсе. Это сейчас некоторые из сокурсников догнали и обогнали его в росте.
— Да, конечно, вспомнила! А потом мы с вами… кажется… танцевали вальс.
Ничего она не вспомнила. Не танцевали они тогда ни вальс, ни мазурку, ни один из современных танцев. Осетр танцевал вальс с тощей конопатой дылдой, которой наступил пару раз на ногу, и она осталась очень недовольна их танцем… Но какое это сейчас имеет значение! Главное, что появилось хоть какая-то мелочь, связывающая их, и у Осетра возникло ощущение, что эта тоненькая ниточка уже не оборвется и на Дивноморье вырастет и окрепнет.
Вообще, конечно, необычно, что на выпускные балы кадетов-«росомах» приглашают дочек аристократов. На первый взгляд, это странная традиция. Но еще более странным было бы, если бы такой традиции не появилось — ведь командующим бригады «росомах» во все времена являлся великий князь. Не портовые же проститутки должны танцевать с его подопечными на балах!
— И потом, после концерта, на вручении подарков, Его Величество похлопал вас по плечу, правда?
Осетр кивнул, хотя похлопал по плечу тогда государь-император вовсе не его, а Дмитрия Стародубского. Митька потом весь следующий семестр ходил с задранным к потолку носом…
Однако Осетр ему не завидовал — с таким же успехом император мог похлопать по плечу любого другого кадета. Тут как повезет… И лучше если повезет в бою, а не при раздаче праздничных подарков! Ну, или хотя бы на экзамене. А Стародубскому в следующую сессию все время не везло. Наверное, судьба усредняла везучесть…
— Ты, няня, ведь тоже там была, — сказала Яна. — Помнишь?
— Ну, разумеется, — закивала толстушка. — Это когда матушка-государыня была в таком голубом вечернем платье.
Осетр тоже кивнул, хотя Ее Величество была тогда вовсе не в голубом, а в бежевом. И с бриллиантовым ожерельем на шее. Уж это-то он запомнил очень хорошо, поскольку императрица Елена произвела на него вблизи совершенно неизгладимое впечатление. Совсем не то что на видеопластах!.. Там она какая-то официальная, а на балу ему все время казалось, что Елена Прекрасная очень похожа на маму, хотя маму Осетр почти не помнил. И он тогда позавидовал Митьке Стародубскому совсем в другом — тот на каникулы всякий раз улетал домой, вот к такой же красивой, уверенно ступающей женщине, рядом с которой желалось хотя бы просто постоять, а Осетр оставался в казарме, поскольку лететь ему было совершенно некуда. Яну же он запомнил потому, что девчонка на концерте играла что-то на старинном инструменте со смешным названием «скрипка», но когда эта штука зазвучала, оказалось, что она и вправду скрипит. Однако потом музыка захватила Осетра, и он с удивлением обнаружил, что живой инструмент странно трогает что-то в груди, совсем не так, как военные марши или клипы, по-другому, но не менее сильно, так что хочется пустить слезы…
— Вы тогда на скрипке играли.
— Да, — Яна кивнула. — Романс Яна Сибелиуса. Вы любите классическую музыку?
Осетр помотал головой:
— Нет. Я ее совершенно не знаю. Но то, что вы тогда играли, мне очень, очень понравилось.
— А стихи вы когда-нибудь писали?
— Нет. — Осетр развел руками, испытывая чувство стыда.
Наверное, она думает: «Ну и солдафон! О чем с ним только разговаривать?»
Конечно, можно было оправдаться большой загруженностью в школе, но он не стал. Ему показалось, что это будет лишним. Пусть она принимает его таким, какой он есть. Сколько себя не приукрашивай, истина все равно выйдет наружу. Стоит сказать, что он писал стихи, как она тут же попросит что-нибудь прочесть. И станет еще хуже!
Няня Аня взялась было разливать чай, но Яна ей не позволила, схватилась за чайник сама.
И Осетр увидел в этом доброе предзнаменование. В конце концов, далеко не всякому кадету-«росомахе» великородные княжны, пусть и совсем дальние, но родственницы царствующей семьи, станут наливать в чашку заварку и разводить ее кипятком, а потом предлагать сахар и варенье.
— Это вишневое, — пояснила няня Аня. — У нас на Новом Санкт-Петербурге вишни растут почти как на Старой Земле. Яночка сама ягоды собирала.
— Еще бы не росли! — отозвалась собирательница ягод. — Если у Чудотворной спектральные характеристики такие же, как у земного Солнца! И деревца в питомнике — потомки земных деревьев. Папа говорил…
Похоже, дочку князя Чернятинского муза Урания своим вниманием не обходила.
Осетр кивал и уплетал вишневое варенье за обе щеки. В школьной столовой такого не подавали. Интересно, неужели они с собой его привезли? Зачем? Чтобы угощать влюбленных кадетов?
Между тем, светский разговор продолжался. Вновь вспомнили о здоровье цесаревича и поужасались возможному исходу, потом перешли к прочим столичным новостям. Княгиня Белоцерковская бросила мужа и сбежала с молодым любовником и весь свет ей не указ. Будь государь-император построже, такого бы себе не позволяли!
Няня Аня была не первой, от кого Осетр слышал о мягкости государя. Как-то в школе он, сам того не желая, услышал разговор капитана Дьяконова с капитаном Мансуровым, наставником предыдущего курса.
— Слыхал, Митрофаныч, — говорил Мансуров, — какую Долгорукий мерканскому Вершителю ноту направил? За очередные вылазки каперов в Приграничье… Это же курам на смех! Детский лепет, а не дипломатический документ, должный выразить отношение императора к нарушениям договора!
Павел Долгорукий был министром иностранных дел Росской империи.
— Да уж, этот мне Долгорукий! — отвечал Дьяконов. — Фамилия историческая, да смысл ее от истины далек. И не его вина, что мягок. Мягкость — главная черта самого. Не начнись война, может, и выстоит империя. Потому и идем на уступки. Сам и сам-то понимает, что не императорский у него характер, но ведь ничего не поделаешь, корону с себя не сложишь. Остается надеяться, что дотянем до времен, когда Константин с должным характером вырастет.
