— Девушка? Русоволосая? Это правильно! А то всё его на клонских баб тянуло! Куда это годится?! Будто нормальных русских девок нету!
Я понял, что Кожемякин не в теме, а сам потупился, так как я тоже из этих. Которым «русских девок» мало.
Ибрагима Бабакулова от вопроса так перекосило, что я и описать не берусь! Удивительное что-то! Никогда не представлял границ человеческой мимики!
Видать, доблестному комэску командировка Пушкина была очень некстати. И тосковал он по подчиненному, как щетина по бритве. Ну еще бы! Зеленые салаги свалились, в том числе и на его шею, как будто у командира эскадрильи других забот не хватает, кроме муштры новеньких!
Нельзя не упомянуть о новобранцах.
Пополнение, прибывшее в марте, было еще ничего. Все-таки, большая часть — кадеты профильных военных ВУЗов, хоть и изрядно недоучившиеся. Но — кадеты. Я вот тоже профилонил два семестра, хоть и не по своей вине, а летаю не сказать чтобы хуже всех.
В следующей партии прибыла тьма ну совсем беспросветная.
Гражданские пилоты, прошедшие трехмесячную переподготовку! (А некоторым и трех месяцев не досталось.) Они не имели понятия о настоящей воинской дисциплине. Не умели даже толком маршировать, не говоря уже о специальных знаниях! И этим людям доверяли боевые флуггеры! В том числе истребители!
Ускоренные курсы в офицерской среде моментально получили меткое кодовое обозначение: Школа Стюардесс, о которой я мельком упоминал выше.
Но деваться было некуда. Кадровый голод, друзья мои, кадровый голод. Пока еще академии наклепают специалистов! Война не ждет!
Я вспоминал довоенные газетные публикации и передачи по визору на актуальную тему: кой черт нам сдалось столько военных ВУЗов?! Особенно, космических! Страшные деньги из бюджета! Нагрузка на экономику! Налоги простых граждан! Дармоеды преподаватели и бюрократы! Несчастные кадеты, лишенные настоящих профессий!
Посмотрел бы я на этих краснобаев теперь. Ой посмотрел бы!
Особенно после занятий по пилотажу в группе, когда двое мобилизованных на выходе из мертвой петли едва не поцеловались плоскостями. Другой конь в яблоках не успел отработать торможение, и я не знаю, как увел корму моего «Дюрандаля» от его носовой оконечности.
«Дюрандаль» — это, конечно, спасение.
Ни один выпускник школы стюардесс никогда и ни за что не смог бы оседлать РОК-14 «Змей Горыныч» в такие сроки. А «Дюрандаль» — пожалуйста!
Конечно, в самых общих чертах, но, благодаря этой машине, мы смогли превратить их в пилотов, а не в смазку для клонских ракет, какими они предстали по прибытии. По крайней мере, к середине апреля ребята больше не являлись угрозой друг для друга и окружающих. Теперь они являлись угрозой для врага. И мы могли быть уверенны, что маневр ведущего будет повторен, а ракеты полетят вовремя и в нужную сторону.
Пилот-испытатель DiR Гомез буквально сбился с ног, как и все кадровые офицеры. Инженер Андрей Грузинский — самый лучший специалист по матчасти «Дюрандаля», похудел еще сильнее и стал похож на собственный призрак.
А «Дюрандали» шли на Восемьсот Первый парсек полноводной рекой!
Сборочные цеха перевели на круглосуточную работу. Клоны же взялись добавить изюминку в симфоническое звучание слаженного труда. Раз в неделю, а то и два и три, выла сирена, объявляя воздушную тревогу.
Проклятые ракетные мониторы!
Ведь обычное корыто, а сколько они испортили нервов!
Не ведаю, в каком количестве Конкордия запасла этих чудо-кораблей. Потому что доставалось им при каждом налете. «Доставалось» в данном случае, означает уничтожение. Сколько попаданий выдержит обычный сухогруз, без брони, без защитных полей? Вот то-то и оно — пять-шесть «Мурен» или одну торпеду, если не миндальничать, а долбить сразу и насмерть.
Оставалось удивляться фанатичности их экипажей, которые соглашались идти на верную смерть. Ведь клоны почти никогда не сдавались! По крайней мере, я лишь один раз видел колонну пленных, снятых с торпедированного монитора.
Полсотни человек, которые понуро брели по Осевому проспекту Города Полковников. Летная форма совсем не по погоде, казенные ПДУ на лицах, взгляды в землю, автоматы конвоя. Унылое это зрелище — военнопленные.
Но это и все.
Хотя, сбивали мерзавцев еженедельно! Как говорят, спаскапсулы всегда оставались на галереях, а попытки выйти на связь экипажи игнорировали. А я верю, потому что сам видел. Живой, так сказать, свидетель!
Вот такие будни навалились на вашего верного повествователя. Никакого огня стремительных атак, никакого космического братства — серая, выматывающая рутина.
Но, вы, наверное, догадываетесь, что не зря я затеял этот утомительный рассказ? Не для того, чтобы поныть и как следует нажаловаться на судьбу-злодейку? Кстати, за сии страницы, испачканные нуднейшими подробностями — глубокий пардон. Не мог не поделиться.
Все вы правильно угадали!
Размеренность жизни и докучливую скуку мою разорвал писк коммуникатора.
25 апреля стремительно катилось за горизонт. Я возвращался домой, в общагу после серии оздоровительных процедур в госпитале, где доктора зарядили мою тушку изрядной целебной клизмой. (Это фигура речи, если что).
Алексеенко 17, где располагалась и располагается до сих пор наша летунская лечебня, отстоит от общежития километров на семь. Так что меня ждал охренительно нудный моцион перед сном. Ибо монорельс нам клоны разбомбили, а поймать вечером попутку — нереальная удача.
Шел снег.
Необычно густо для местной разряженной атмосферы.
Я продирался через сугробы, сопя в «дышарик», одинокий, усталый и ужасно злой. Улицы пустые, как моя голова после вылета, потому что кругом вечерняя поверка и отбой. Темно, потому что режим светомаскировки, а «полковничий погон», как прозывают три звезды в небе, уже зашел. Тихо, только ботинки скрипят.
Я мысленно ощупывал карманы, вспоминая, куда засунул направление в госпиталь. Если не найду, меня ждет пренеприятная возня на КП в общаге, ведь вечернюю поверку я пропустил. А уж если патруль на улице сцапает, так это вообще караул!
Патрули нынче бдительные. А планшеты у патрулей все больше из довоенных мобзапасов — замумукаешься ждать, пока они проверят по базе твои личные данные. В комендатуру можно загреметь запросто, что означает весьма веселую ночку. А в 6-30 утра подъем. Вот такая перспектива.
До меня не сразу дошло значение некой посторонней вибрации в левом нагрудном кармане. Холодно, парка толстая, а под ней свитер, так что вибрация достучалась до моих рецепторов не сразу.
— Ё-маё! — Воскликнул я и остановился, лихорадочно выдирая трубку коммуникатора на свет божий.
