— Сейчас я могу дать только такое объяснение, — ответил Брим, второй раз за пару циклов чувствуя, как у него горят щеки.
Картье стиснула его руку и выпустила.
— Если это и есть твой рассказ, я ему верю, — улыбнулась она. — Но после войны ты и на этот счет лучше перестань темнить.
Брим поднял руки ладонями вверх:
— Ева, ты о чем? Я? Темнить? Что ты хочешь сказать?
— Если ты чему и не смог научиться, Вилф Брим, — ухмыльнулась Картье, — так это делать невинный вид. К тому же твоя репутация насчет умения попадать в истории летит перед тобой, как линкор на световой скорости.
— И что мне на это сказать?
— Хм… наверное, ничего. Зато ты можешь меня куда-нибудь отвести, где можно хорошо поужинать… нет! — нахмурилась она. — Куда-нибудь, где можно превосходно поужинать — со всеми изысканными прибабахами, которыми славится Авалон. Я даже угощаю.
— Насчет этого посмотрим, — с улыбкой возразил Брим и на миг задумался. — Вообще-то есть такое приятное местечко за несколько кварталов от Хантингтонских Ворот, — начал он, но Картье его перебила:
— Вот слышать о нем я не хочу, Вилф Брим. Я хочу туда пойти.
— И я тоже, — сказал Брим, указывая на резные хрустальные двери Адмиралтейства, сквозь которые сияли лучи заходящей Триады. — Мы даже можем найти на улице транспорт.
— Так-то лучше, сэр, — удовлетворенно заявила Картье, оглядывая себя в одном из больших зеркал Адмиралтейства. — Я тут приглажу перышки, пока ты закажешь столик…
Через несколько циклов они уже сидели в авалонском такси, летевшем в жутком потоке через площадь Локорно к улице Джин Тобин в двух кварталах от Хантингтонских Ворот. Брим улыбнулся, когда они проехали мимо привычной демонстрации КМГС — заметно меньшей обычного. Вечер обещал быть интересным.
* * *
«Люди и Звезды» трудно было заметить даже с такой узкой улочки, как Джин Тобин. Сначала надо было войти в мощеный переулочек, больше похожий на дорожку в чьем-то дворе, чем на общественный тротуар. Но если пройти не более ста пятидесяти иралов по круто уходящей вправо мостовой (обойдя массивный особняк эпохи Тромпианов, который служил магазином камаргового табака еще с тех пор, как Брим был курсантом), дорога выводила ко входу в здание, которое, наверное, когда-то давно было конюшней с жильем для слуг. На резном каменном дверном проеме, защищенном от частых дождей Авалона изящным голубым навесом, были изображены звери и птицы, прославленные литературой Авалона в эпохи, когда еще не было межзвездных полетов. В мирное время это редко кому из туристов посчастливилось видеть.
Как только Брим с Евой вошли под навес, темные деревянные двери отворились и вырвавшийся изнутри теплый клуб воздуха сдул влажную прохладу авалонской осени. Прямо перед ними в крохотном вестибюле стоял в элегантном парике метрдотель, одетый в стиле прошлого тысячелетия. На нем был длинный вышитый фрак, застегнутый только у талии и расширявшийся к коленям. Под ним черная бабочка на рубашке с двойным жабо, ниже — атласные бриджи до колен, белые шелковые чулки и высокие зашнурованные черные ботинки с низкими красными каблуками.
— Капитан Брим, коммандер Картье! — сказал он, кланяясь в пояс. — Для нас истинная честь служить вам в этот вечер. Ваш столик ждет вас.
— Можно мне взять тебя под руку? — шепотом спросила Картье.
Брим снова вспыхнул. Его стеснял мундир, и он об этом знал.
— Это честь для меня, — сказал он, вдруг охваченный пониманием, до чего же красива эта средних лет карескрийка. Он покачал головой. Карескрийка. Как и он…
Внутреннее убранство «Людей и Звезд» оправдывало историческую репутацию заведения. Брим не знал (и вообще-то не хотел знать), подлинное это убранство или воспроизведенное. Интерьер выглядел точно так же, как в тот вечер, когда впервые пришла с ним сюда поужинать юная дебютантка, обожательница курсантов (отношения кончились, когда богатые родители узнали, что он карескриец). Многие годы он приходил в этот старый ресторан, когда только мог, и был уверен, что Еве Картье эта благородная атмосфера понравится не меньше, чем ему когда-то Общий зал был освещен только свечами в барочных канделябрах и люстрах, и света хватало как раз — не слишком мало, чтобы не вглядываться в собеседника, и не слишком много, чтобы не глазеть на соседние столы. Высокие узкие окна были задрапированы большими рубиновыми шторами, будто марширующими вдоль одной стены, как солдаты древности, высокие зеркала, от возраста потемневшие, стояли вдоль остальных. А между ними, окруженные затейливыми рамками, висели на древней штукатурке изображения еще более древних морских кораблей. Высокий потолок поддерживали позолоченные балки, обрамляющие плафоны с изображениями химерических полетов, почти теряющиеся в туманной полумгле. Вся атмосфера была приятным хаосом ароматов — от дразнящего запаха вкусной еды до таинственного дыма камаргового табака и прославленной (или печально известной) хогга-пойи медведей.
— Красиво, Вилф, — шепнула Картье по дороге вслед за метрдотелем к столику, расположенному в уютной нише достаточно далеко от квинтета музыкантов (тоже во фраках и панталонах), извлекавших неназойливые гармоничные звуки из изящных струнных инструментов.
Когда Ева села, Брим понял, какое спокойствие и комфорт он испытывал, когда эта женщина держала его под руку. Он в жизни не встречал женщин, с которыми чувствовал бы такую… такую родственность — может быть, это и есть правильное слово. Хотя оно не совсем подходило — у него давно уже были по отношению к этой красивой землячке совсем не братские чувства. После традиционной авалонской церемонии салфеток подошел стюард вин, поклонился и подал им большую карту.
— Вот это я понимаю, список вин, — тихо заметила Картье.
— Хочешь просмотреть? — спросил Брим, протягивая большую книгу через стол.
Картье улыбнулась и покачала головой:
— Я их уже много видала после перевода на Авалон. Лучше ты посмотри и что-нибудь для нас выбери. Как тогда на Порте 30.
Брим посмотрел поверх книги в ее карие глаза и улыбнулся.
— А что, если сегодня я буду заказывать вино с дурными намерениями? — спросил он. Она рассмеялась.
— А как знать наперед, Вилф Брим? — сказала она, вытягивая длинные ноги и кладя одну на другую. — Может, я и разделю с тобой часть твоих дурных намерений. Посмотрим, как вечер повернется.
А вечер — по крайней мере с точки зрения Брима — быстро стал таким приятным, какого Брим и припомнить не мог. У них: оказалась тьма общих интересов, и они прерывали разговор, только чтобы отпить — и посмаковать — отличное старое логийское, которое Брим выбрал, достаточно изучив список. Когда уже можно было подавать горячее, у Брима было такое чувство, что встреча с этой прекрасной карескрийкой оказалась одной из счастливейших случайностей его жизни. Они даже вспомнили Марго Эффервик, потому что Картье, естественно, была интересна женщина, ради поиска которой после битвы при Зонге ей пришлось рисковать кораблем, экипажем и собственной жизнью.
