Пора!
Рукоять к себе. Флуггер опускает закрылки, а днищевые дюзы направляют снопы пламени вниз, на бетон. Машина ощутимо вздрагивает.
Добавляю тяги, а рукоять сдвигается еще немного назад. Мягкий толчок, как сквозь подушку. «Дюрандаль» в небе, есть отрыв!
Набираю высоту пятьсот метров и закладываю правый вираж. Внизу остаются строения космодрома, стремительно поддающиеся аберрации дальности. Полукруг разворота и машина встает на красную полосу прокладки, которую уже высветил парсер.
Шасси убраны, полет нормальный!
Вот люблю я это дело — взлет с нормальной планеты, с нормальной силой тяготения и хорошей такой, плотной атмосферой! Чтобы полноценные шесть g, чтобы резать ломтями воздух, почти каменный на таких скоростях.
На двадцати семи тысячах я активировал орбитальный режим, набрал первую космическую и вырвался в космос.
Там меня уже ждали.
Ну-ка, поглядим: красиво. Сорок пять «Дюрандалей», несколько «Кирасиров» и «Андромед», кучкующихся неподалеку.
Раздался голос Иванова.
— Все в сборе? Товарищ Иванов говорит. Следуем за мной, то есть «Кирасиром» борт 777. Курс на «Ямал-1».
И вслед за ним Ревенко:
— Принимай ведущего, лейтенант Румянцев! Ловишь мой пеленг?
— Так точно.
Я занял место позади ревенковского флуггера с красивой бабой на вертикальном киле. Баба наряжена в античный хитон, сверкает сильными ляжками и мечом, потому что это Ника, богиня победы.
Теперь ясно, почему Иванов порол горячку. Если нам к «Ямалу-1» — сейчас самое время. Спутник как раз устроился над ночной стороной планеты, и скоро появится над головами аборигенов космодрома Глетчерный. Возиться, то есть, некогда. Мы нацелились в точку упреждения.
Местный спутник — мелкая такая небесная фиговина, на которую даже имени собственного пожалели. Только кодовое обозначение — «Ямал-1» и цифры в Астрографическом Реестре: С-801-7-1. По сути его даже планетоидом назвать трудно — слишком маленький.
Кстати, «Ямал-1» обязан своим рождением человеческой деятельности. Когда Военно-Космические Силы взялись за терраформирование планеты, на орбиту вышибли чудовищный рой мусора, так что С-801-7 на какое-то время даже обзавелась собственными кольцами. Мусор в виде обломков льда и камня вылетал в космос при взрывах двухгигатонных терраформирующих бомб, которыми раскручивали шарик и растапливали атмосферу.
Кому нужны лишние метеориты на рабочей орбите?
Правильно: никому.
Поэтому орбитальные мусорщики их собрали вместе, слепив в небесах уродливый ком примерно в две трети марсианского Фобоса. И вот теперь нам туда.
Однако триста двадцать тысяч километров!
Долетим, без вопросов, но ради чего такие церемонии? Наверное, что-то ужасно секретное. Настолько секретное, что даже на родной орбите «Ямала» светиться нежелательно. По крайней мере, по мнению командования.
Раз такое дело, все триста двадцать — наши. Ведь командованию всегда виднее, с его-то космической колокольни!
И что там такого может быть? Такого, что даже банального парома не сыскалось для бедных соколов черного неба? Х-крейсер? Полноте! Триумф на Восемьсот Первом парсеке превратил эти корабли из сверхсекретных в сверхпопулярные! Каждая газета, от сетевых до настоящих бумажных, считает своим долгом поместить фото героев со странными историческими именами: «Геродот», «Ксенофонт», «Вегнер», «Соколов»…
Может быть, очередное чудо отечественного военпрома? Х-глюонный альфа-дредноут?
Чтобы узреть сие чудо, летели пять часов.
И вот когда телеметрия ухватилась за силуэт на фоне «Ямала-1», у меня чуть глаза не выпали, до того изумился ваш покорный слуга.
Это был…
Это был «Римуш»! Его святейшество первоучитель долбанутых новых персов во всей своей тяжеловесной красе!
Разве можно спутать эту вытянутую коробку корпуса с массивной надстройкой в корме? Х-образные гондолы маршевых? Разве не я их выцеливал «Муреной» 16 марта сего года?
Я, конечно, я! И, нет, ни с чем не спутать!
Замысел товарища Иванова прояснился.
Клонский авианосец — ценный трофей. Его отремонтировали и теперь мы имеем готовый рейдер для разведки, который не вдруг отличишь от собратьев по серии! Значит, клонов летим разъяснять! Вот почему главком не велел хвастаться таким видным призом после победы!
Хитрецы, мать их за ногу… в хорошем, конечно, смысле.
Вот только непонятно, зачем городить огород со сводным авиакрылом? Меня выдергивать со службы, Ревенко и еще уйму людей. Готов спорить, что здесь собралась весьма разношерстная компания, а не цельная строевая часть.
Судя по характеру пилотажа, более чем уверенному, ни одного выпускника школы стюардесс не пригласили — сплошь кадровые. Это сразу видно кто сидит в кабине: недавний штатский или настоящий боевой офицер.
Вопрос: где сейчас найти целое авиакрыло, с полным комплектом кадровых пилотов?
Ответ: нигде.
Вывод: собрали нас с бору по сосенке.
Вопрос номер два: куда же нацелил товарищ Иванов такую прорву элитного материала? Мы что, Хосров летим разведывать?
Ой, мама… Жить-то как захотелось!
Сели на «Римуш».
У меня даже в глазах защипало, когда я ступил на палубу — такие сильные воспоминания связаны с этой броней, переборками, скупым освещением, техническими галереями в два этажа по верхнему периметру и гнездами у подволока, где совсем недавно сверкали золотые фравахары, а теперь пусто, серо и скучно.
Когда последний флуггер опустился на ангарную палубу, загрохотала трансляция.
— Всем офицерам сводного авиакрыла построится в колонну по два! Дежурный мичман проводит вас для получения инструктажа. Повторяю…
Оно понятно. Немногие могли похвастаться знанием топографии вражеских авианосцев.
Мичман с повязкой на рукаве появился в створе поднятых герметичных ворот, которые отделяли полетную палубу от ангара. Было до него метров двести пятьдесят, так что он принялся размахивать припасенным красным флажком, будто экскурсовод, собирающий туристов в отару.
— Товарищи офицеры! — Закричал он, и ему вторило великолепное эхо. Замечательная все-таки акустика на «Римуше». — Товарищи офицеры! Прошу строиться и следовать за мной! А то вы здесь заплутаете!
Палуба наполнилась топотом ног и голосами. Народ здоровался, тряс руки, общался. Судя по долетавшим фразам, все были не в курсе и живо интересовались, какого лешего здесь происходит.
Огляделся и я.
— Здорово, Васильев!
— Здорово, Румянцев!
Я поручкал невысокого усача с черным ежиком волос. Лейтенант Миша Васильев учился в СВКА на четвертом курсе, когда мы поступили на первый. Шапочный знакомый в новых условиях показался чуть не другом детства.
