Виктор Глумов - Школа наемников

Вот он — мальчишка, шлюхин сын, кидается на обид­чиков с кулаками. Он — мелкий, его кормят плохо, а самогонку он не пьет, хотя мамины ухажеры наливают. Артур-Красавчик, сильный, откормленный, хохочет. Ловит Лекса сзади, поднимает, Леке пинается, но по­чему-то не попадает. А ведь они с Красавчиком — ро­весники, но Красавчик хорошо ест, мягко спит и зани­мается с учителями... Роман, дружок Красавчика, под­скакивает к Лексу и орет: «На ферму его! В говне купать!» И вся ватага, все окрестные мальчишки с хо­хотом волокут уже ревущего Лекса на ферму. Купать в дерьме манисов.

Вот он — в Цитадели Омега. Новобранцев только вы­грузили у ворот, и мальчишки вертят головами, стара­ясь понять, где же Замок. А в воротах стоит генерал Бо- хан, светлыми глазами смотрит прямо в душу малышне. «Добро пожаловать в Омегу, курсанты! Добро пожало­вать домой, дети!» Чистая радость переполняет Лекса: он вернулся домой.

Вот Леке — юноша на пороге возмужания. Кир хва­стает «подвигами» — сколько в самоволке выпил, сколько женщин перещупал. Гай отворачивается — ему, как и Лексу, противен рассказчик. Не о том Кир говорит, не то делает, не к тому стремится. Кир заме­чает, подскакивает: «Ты чё?! Не, ты чё?! Не нравит­ся — вали, пидорас!» Ни Гай, ни Леке не слышали та­кого слова раньше, поэтому удивленно переглядыва­ются. «Жопотрах», — любезно поясняет Кир и гадко улыбается. Леке кидается на него, не думая ни о чем. Рядом с азартом вопит Гай. Начинается свалка... Ко­мандир-наставник Андреас одной рукой выкручивает ухо Лекса, второй — Кира. Выговаривает курсантам строго, но справедливо. И Лексу хочется поджать хвост, заскулить, забиться под кровать от гложущего стыда — Андреас ему как отец, которого у Лекса ни­когда не было.

Гай в лазарете. Ворота закрываются за спиной. Ви­та. Острые колья. Кровь Iyca на его руках...

Реальность Полигона беспощаднее Пустоши, бес­смысленная и беспросветная.

Пить хочется так, что трескаются губы и шершавым становится язык. Леке остановился, отстегнул от пояса фляжку, отвинтил крышку. Артур опустился прямо на раскаленный камень. Леке помог ему напиться, поддер­живая голову. И только потом сам сделал несколько ма­леньких глотков.

— Далеко? — прохрипел Авдей. Он держал Орва за пояс хламиды — мутант все порывался сесть или вовсе лечь, лопотал неразборчиво.

— Не очень. К обеду дойдем.

— К обеду сами поджаримся, как ползуновьи яйца, — заметил Авдей, и Петр закивал.

— Не поджаримся, — возразил Леке. — Ну, пропоте­ем, ничего. Я один раз на камне целый день просидел. Тяжело, голоса мерещатся, но продержаться можно. Ес­ли не заберемся на высоту, к вечеру нас накроют оме­говцы. И перестреляют.

— Привал давай. — Авдей заозирался в поисках те­ни. — Хотя бы немного пересидим, вон Орв с Артуркой еле держатся.

— Хочешь, чтобы тебя на привале и накрыли? До ве­чера, понимаешь, до вечера выпускники Омеги будут здесь! Тебе как, сейчас посидеть, а потом падалыциков кормить? Или всетаки пойдем, а?

— Не ори, парень. — Авдей прищурился. — Раскоман- довался. Давай показывай, теперь куда?

Тропинка закончилась. Предстояло идти вверх по крутой расщелине, устланной осколками камней, потом и вовсе карабкаться по почти отвесной скале. Авдей увидел расщелину и побледнел еще больше. Леке его по­нимал: с двумя ранеными такой подъем не одолеть. Вон Орва штормит, будто ведро кактусовки выжрал. Зубами скрипит, за Авдея хватается. А мутант крупный, его не затащишь. И Артур не лучше. Держится пока, но вид­но — из последних сил.

— Привал, — упавшим голосом скомандовал Леке. — Вон там, под карнизом, тень. Отдохнем, перекусим, по­думаем, что дальше делать.

Н= * *

Из темноты Артура позвал Орв. В странном сне мутант почему-то не заикался, говорил складно, красиво: «Идем, идем за мной, Артур, тебя там ждут, пойдем же». И Ар­тур послушался, ухватился за руку мутанта, и силы сра­зу удвоились, а кошмары нехотя отступили. Он держал­ся крепко, и Орв начал тянуть его из болота бреда. Смутно знакомые тени хватали за ноги и за одежду, шептали в уши: «Отпусти, отпусти, отпусти... Туда не на­до...» Но Артур не слушал их. Ничего хорошего не мог­ли посоветовать эти тени. Вот Орв — живой и понят­ный, он просто хочет вытащить друга, соратника, де­лится своей силой. Нужно вернуться к нему, чтобы остался шанс попасть домой, обнять Нику, отомстить Роману...

Артур открыл глаза: день, узкая расщелина, в глаза бьет луч солнца, нестерпимо яркий и горячий. А рядом прямо на камне сидит Орв и держит за руку.

Артур попробовал пошевелиться, и это ему удалось. И сесть получилось, пусть не с первой попытки, и даже встать. Раскачиваясь, как впервые вставший на ноги младенец, держась за Орва, он побрел на улицу к своим.

Потом была самая долгая дорога в его жизни.

Артур периодически «выключался» — веревка, связы­вающая его с Лексом, натягивалась и тащила вперед. Когда становилось совсем плохо и мир вокруг подерги­вался пеленой тумана, он ощущал руку Орва: мутант поддерживал, уговаривал не сдаваться, уверял, что ско­ро все кончится.

На самом краю зрения толпились тени. Артур все хотел их рассмотреть, но Орв не давал, шептал: «Впе­ред, иди вперед и не оглядывайся». Мучила жажда. Леке дергал за веревку, щерился шакалом, а за спиной у Лекса вставал Артуров отец, показывал сыну кулак: не балуй-де! «Ишь, чего удумал: выжить. Меня в моги­лу свел, а сам хочешь и дальше землю топтать? Не бы­вать этому! Сам за тобой приду, лично. Заберу к себе, в свое послесмертие. И тени сожрут то, что останется от тебя: сначала память, до последнего словечка, по­том любовь твою, останется только ненависть, выжжет тебя дотла!..»

Ненависть? Эта раскаленная пустыня, по которой Артур бредет шаг за шагом уже целую вечность, — его ненависть? Но кого, кого он так невзлюбил, чьей смер­тью настолько упивался? Неужели отца?

Шакал рычал. Поначалу Орву удавалось его отго­нять, но постепенно Орв ослабел. Выныривая из забы­тья, Артур видел, что мутант еле переставляет ноги, его уже ведут Авдей и Петр. Ломако нет. Веселый киевля­нин остался там, в предгорьях. Может быть, такой це­ной отряд купил сомнительную удачу?

Ноги подгибались. Тени подступали все ближе. Ар­туру казалось, что еще несколько ударов сердца — и он поймет, свяжет в один клубок и голоса в голове, и те­ни, и все происходящее на Полигоне... Смерть, смерть, кругом одна смерть. Отдайся ей — и узнаешь истину. Сольешься с тенями, которые Ломако считал неупоко- енными духами, и они в доброте своей откроют тебе истину.

Просто сдайся. Остановись. Сядь на камень.

Жжется? Ничего, скоро жара перестанет тебя вол­новать. Закрой глаза. Не нужно больше усилий, от­толкни руку Орва. Вот так. Нечего тебе делать на По­лигоне, под этим белым небом, на этих красноватых камнях.