— Долго еще до полицейского рейда?
Он приоткрыл веки и взглянул на голографические настенные часы.
— Меньше часа. А теперь, моя милочка, как ни восхитителен ваш интерес к делам империи Ангов, позвольте мне немного отдохнуть: вы меня утомили…
Чтобы уснуть, ему не потребовалось и десяти секунд. Алезайя отбросила простыню, встала и бросилась в умывальную комнату, где, одеваясь, связалась со своим старшим контактом по экстренному каналу и быстро пересказала слова придворного.
— Мы знали, что сенешаль контролирует семью Марсов и их союзников, но не ожидали, что его проинформируют о присутствии воителей безмолвия в их секретной резиденции…
От внимания Алезайи не ускользнуло раздражение в голосе руководителя. Она поправила капюшон облегана и поспешно выпустила две пряди волос.
— Вопрос об осмотрительности больше не стоит. Отправляйтесь к Марсам и установите контакт с воителями безмолвия. Каким угодно образом. Есть у вас оружие?
— Знаю, где его найти, но я рискую поставить сеть…
— Скоро надобность в сохранении Луны Рок отпадет! Пускайте в ход оружие без колебаний… К слову: мы получили известия от вашем связном-исполнителе…
Внутри Алезайи полыхнуло пламя надежды.
— Известия плохие — его нашли на площадке у собственной квартиры. Живот искромсан, а череп разнесло в куски…
Юная женщина подавила жестокий приступ рвоты. Когда она оправилась, ею владела убийственная ярость, и лишь одно ее вело — непреодолимое желание отомстить за человека, которого она собралась полюбить. Она неслышно подошла к комоду из драгоценного дерева, стоявшему между окон спальни, открыла нижний ящик, схватила волнобой с коротким стволом и рукоятью, украшенным перламутровыми узорами, сунула в карман своей накидки. В последний раз убедившись, что Патрис де Блоренаар спит тяжелым сном праведника, Алезайя вышла на площадку.
*
Крайний срок, назначенный Мией-Ит де Марс, уже пятнадцать минут как истек, а Шари и Жек так и не получили, вопреки ее обещаниям, двух последних кодов. Они воспользовались временной бездеятельностью, чтобы отдохнуть и восстановить силы: равнодушные к непрерывной череде входящих и уходящих слуг, уселись на банкетку, закрыли глаза и позволили себя увлечь вибрации антры. Их унесло в глубины собственных «я», к остаткам забытых существований. Это исследование основ своей души напоминало мысленные странствия в нефе индисских анналов: сцены следовали одна за другой в совершеннейшем беспорядке — с той разницей, что махди с мальчиком не оставались нейтральными созерцателями осколков бытия, развертывавшихся перед ними, а равно были действующими лицами, движителями. Пока что невозможно было выстроить осколки в ансамбль, провести связную хронологию; они лишь осознали, что человеческие жизни, прошлые или же настоящие, соединялись воедино в скрытом порядке, сплетая неуловимую паутину вселенной, тот самый уток ее ткани, что стремились уничтожить Несотворенный и его агенты с Гипонероса.
Когда Шари снова открыл глаза, беглый взгляд на настенные часы подсказал ему, что обусловленные два часа практически прошли. Из комнаты, залитой пурпурным светом Розового Рубина, пропали все слуги. Казалось, воцарившаяся в резиденции напряженная тишина затаила в себе несчетные опасности. Хохлатые павлины перестали издавать свои мелодичные рулады, и перестали шелестеть ветви деревьев. Может быть, такое затишье и было вполне естественным в этот час первого дня Венисии, когда лучи красной звезды становились так изнурительны, но оно вызывало у Шари непроходящее чувство беспокойства — настолько сильное, что он задумался, стоило ли так доверяться своим хозяевам.
Он подумал об Оники и Тау Фраиме, а затем, отставив в сторону печаль, сказал себе, что их пребывание у Марсов, пусть даже оно было вызвано криогенным ударом, подзатянулось. Он сжал плечо Жека и вытянул того из глубокого погружения в тайны подсознания.
— Мы должны быть в любой момент готовы к трансферту и возврату в индисские анналы.
— Коды у тебя? — спросил анжорец, который еще не вполне вернулся в собственное телесное вместилище и с трудом координировал свои мысли.
— Нет, но два часа прошли, и это тишина мне не нравится.
Секунды тянулись раздражающе медленно. Нет ничего хуже, чем зависеть от чужой доброй воли, нет ничего хуже, чем дожидаться, пока откроется дверь, когда чувствуешь жизненную потребность действовать.
В прихожей, ведущей к спальне, эхом разнеслись шаги. Нервничающий Жек хотел вскочить и броситься навстречу новоприбывшим, но голос Шари пригвоздил его к сидению:
— Антра. Приготовься к трансферту.
В спальню ворвались трое Марсов, сопровождаемые капитаном Междупола и молодой женщиной, которой они раньше не видели. На перчатке в протянутой руке Мии-Ит покачивались две маленькие белые сферы.
— Мы приносим извинения, что задержались, сударь, но на нейтрализацию системы защиты кодов нашим друзьям из техобслуживания потребовалось больше времени, чем ожидалось.
В интонациях ее, впрочем, ни малейшего следа раскаяния не чувствовалось. Она подошла к банкетке и выразительным жестом протянула руку к Шари.
— Вот наш взнос доброй воли, сударь. И залог, как я надеюсь, плодотворного сотрудничества.
Жек уставился на слегка перекатывающиеся по миниатюрной ладони Мии-Ит сферы, но что-то неопределимое — догадка, предчувствие — не давало ему радоваться долгожданному воссоединению четырех криокодов. Ему чудилось, что из этих двух белых шариков исходит зловещая энергия. Он взглянул на Шари, надеясь привлечь его внимание, но обнаружил, что застывший на сидении махди разделяет его впечатления.
— Не возьмете ли их, сударь? — спросила Мия-Ит.
Она кивнула на молодую женщину, стоявшую позади нее.
— Может быть, вас смущает присутствие этой молодой особы? Мы настолько увлеклись в порыве энтузиазма, что совсем пренебрегли своим долгом. Представляю вам Ирку-Ит, младшую дочь моего брата Гюнтри. Ей очень хотелось познакомиться с вами.
Одетая в черный облеган с серебристой отделкой и приталенную мантелетту, Ирка-Ит придерживалась моды, очень популярной в позднем срединноэпоховьи — выпускала один локон, заплетенный в косичку. Однако она подчеркивала, что идет в ногу с современностью, необычной длиной этой голубоватой косички, которая змеей обвивалась вокруг ее светящейся водной короны. Она сделала реверанс — но не с жестким и нелепым поклоном, типичным для буржуа или представителя-гильдийца, а импозантно и с несравненной плавностью склонив бюст.
— У Ирки-Ит лишь один недостаток, — продолжала Мия-Ит. — Молодость и задор подбивают ее на опрометчивые поступки и порой заводят нас в затруднительное положение. Но и это — и прежде всего именно это — очень идет нам на пользу, потому что император, которому нравится ее спонтанность, регулярно приглашает ее на свои личные вечеринки. Вот так она стала нашим лучшим разведчиком в императорском дворце.
— Вы заводите меня в затруднительное положение, тетушка, — проговорила молодая женщина.
Она на полголовы возвышалась над Мией-Ит и ее братьями. Ирка-Ит все еще находилась в расцвете красоты, но сероватая аура, недреманная тень микростазии, уже несомненно приглушала блеск ее кожи и голубых глаз.
— Возьмите эти коды, сударь. Моя рука устает и…
Ее внезапно прервал шум суматохи, перемежаемый треском, а затем — глухой стук падения тела на мраморные плиты. По надушенному воздуху комнаты пронесся запах обугленной плоти. Шари повернулся к Жеку и взмахом руки велел ему готовиться к трансферту.
Дверь с грохотом распахнулась, и в комнате появилась женщина, одетая как прислуга. Из ствола волнобоя, который она направила в сторону Марсов, курился черный дым. В ее горящих глазах плясали дикие огоньки, крайняя бледность ее лица выдавала страх, напряжение, яростную решимость — все это одновременно. Жек вызвал антру и начал представлять себе световые устья.
— Не трогайте эти коды! — закричала служанка. — Это криогенные микробомбы!
