Во время тревоги коридор всегда казался вдвое длинней, чем в тихую вахту. Каплейт Сухов почти летел над серым пластиковым покрытием под чередой матовых ламп, а командная рубка все не показывалась. Кошмарный сон наяву. Объяснение простое: опасность удваивала у Петра Сухова скорость восприятия.
Сирена уже не выла, а хрипло взревывала, когда Петр плюхнулся в свое кресло за командным пультом. Вместо того чтобы командовать погоней, первым делом надо было надеть жесткий скафандр. И каплейт натянул белый с синими полосами скафандр с титанитовой броней. На груди и спине его красовалась надпись «UN Navy». Писать по-русски на форме не положено.
В соседнем кресле сидел вахтенный офицер, лейтенант Сергей Чепелев из БЧ-один. Курносый, белобрысый, голубоглазый военмор, с фигурой Аполлона. Душа у него была широкая и загульная — карьеры с такой не сделаешь.
Чепелев уверенно вел «Джанкой». Пока Сухов добирался из каюты до рубки, корвет успел на четверть сократить дистанцию до Чужого. На экране радара зеленая точка пока не превратилась в крошечный силуэт корабля. Тогда его можно будет опознать.
Слово «Чужой» не обязательно означало «инопланетянин». Чаще всего это — неопознанный корабль. Человеческий или нет — дело второе. В галактике Млечный Путь живут десятки разумных рас, которые рано или поздно научатся летать. В темных углах Галактики, пользуясь слабостью колониальных властей, расплодились контрабандисты и пираты. Вдобавок в межзвездных безднах встречаются неразумные летуны: животные, которые могут обитать в безвоздушном пространстве. Создавая вселенную, Господь не поскупился на чудеса и диковины.
— Каким следует курсом? — спросил каплейт, прилепив последнюю липучку у горла скафандра.
— Прямиком на Малайю.
Там находится база Белой эскадры Шестого флота — оплот Объединенных Наций в этой галактической глуши. На планете живут пятьдесят миллионов переселенцев со Старой Земли: в основном малайцы и южные ханьцы из Гуандуна.
Взять такой курс могли клинические идиоты или наглые провокаторы. Вряд ли стоит ждать от хаарцев идиотизма. Значит…
— Запрос повторял?
— Так точно, командир.
— Беру управление, Сережа.
— Ухх! — с облегчением выдохнул Чепелев и откинулся на спинку кресла.
Попробуй пойми: искреннее это облегчение или показное? Плох тот вахтенный офицер, кто не любит порулить боевым кораблем, побыть на месте командира — первого после Бога.
Если ты служишь на краю юнитских владений, забудь о спокойной жизни. На границе всегда будь готов к неожиданной встрече. И приятных неожиданностей здесь не бывает. А уж если твой корвет стережет границу Объединенных Наций на окраине Галактики, ночью и днем жди внезапной атаки. Ведь совсем рядом, за чертой Гепнера — там, куда еще не забирались человеческие корабли, кишат невероятные опасности. Каждый год боевой флот теряет корабли, счет же пропавших торговцев и пассажирских лайнеров идет на десятки.
Петр смотрел на командный экран, куда выводились все данные по управлению ходом и огнем. Разобраться в сотнях непрерывно меняющихся иконок и десятках бегущих сообщений было непросто, однако привычный взгляд каплейта моментально выхватывал самое главное.
У «Джанкоя» было два маршевых двигателя, гравитационная подвеска и четыре маневровых движка. Сейчас корвет черпал энергию от реактора и разгонялся на плазменниках. Это куда быстрее, чем на старом добром фотоннике, надежном, как сормовский паровоз. Долго на нем идти нельзя из-за нехватки антивещества: оно слишком дорого, да и с собой много не утащишь.
— В штаб сообщить, командир? — негромко спросил вахтенный офицер.
— Погоди. Еще ничего не ясно.
— Вас понял.
Боевые командиры обычно докладывали в штаб эскадры или флота, когда операция уже закончена. Начни согласовывать с начальством, по три раза уточнять обстоятельства — оно тебе затормозит погоню и в конечном счете загубит все дело.
Нелюбовь русских военморов докладывать об изменении обстановки и своих действиях в штаб начальство считало патологическим упрямством или врожденным национальным дефектом. Но она имела под собой реальные корни. Общение с адмиралами замедляло принятие и, главное, реализацию правильных решений в разы. Кроме того, в штабах, за редким исключением, сидели инородцы, чьи головы устроены особенным образом. Их приказы редко совпадали с мнением русских военморов.
Стоило упрямым молчунам вроде Сухова прийти на Флот из кадетского училища, как их начинали жестоко наказывать. Без толку, разумеется. Русского человека не переупрямишь. Чем сильнее гнешь — тем хуже он сгибается.
Победителей не судят. Из успешных операций молчуны, как правило, выходили без потерь. У них не было строгачей в личном деле, объявлений о неполном служебном соответствии, отстранений от должности и разжалований. Но зато молчунам не давали орденов. Оставались они в прежних чинах и на старых должностях — не двигали их за строптивость. Ну а проигравшим… Им доставалась лишь вечная память.
В результате очень многие штабисты и — куда реже — боевые офицеры считали русских дикарями и боялись доверять серьезное оружие. И все же русские корабли считались самыми надежными на юнитском флоте. Поверьте, не зря.
У русских военморов имеется еще одна «придурь». На кораблях, где служили русские, умная электроника была не в почете. Все положенные по штату приборы, разумеется, стоят на своих местах. Вот только их провода зачастую никуда не подключены. Эти странные люди убедили себя, что экипаж корабля должен уметь делать все своими руками и управлять кораблем собственной, а не заемной головой. К тому же в космосе всегда есть риск, что искусственные мозги могут внезапно отказать, скажем, при мощных всплесках магнитного поля либо электронных атаках противника.
Головные системы русских кораблей продублированы ручным управлением, хотя такая подстраховка дорого стоит и требует тысяч человеко-часов упорного труда. Благо нашлось кому ударно трудиться — среди русских испокон веков были мозговитые инженеры и мастера золотые руки.
На русских кораблях компьютеры не соединены воедино, а потому в принципе не существует Корабельный Мозг, который может самостоятельно управлять кораблем. Русские командиры предпочитают иметь по отдельности ходовой компьютер, электронного наводчика, электронного штурмана — и далее по списку.
Разумеется, это грубейшее нарушение правил, однако юнитские адмиралы далеко не всегда фанатично следуют букве Устава. Как правило, они — люди прагматичные и ради пользы дела могут закрыть глаза на многое. И закрывают, пока кто-то из русских военморов не оступается. Вот уж тут спуску не жди. «Показательная казнь» — типичный конец флотской карьеры русского офицера.