— Несравненная будет петь.
Я оглянулся. Со мной говорила голова с двумя макушками. Марк не изволил войти в комнату, он ограничился тем, что просунул голову в приоткрытую дверь.
Зал с картинами снова был полон народу. Все непременно хотели услышать певицу — невысокую красивую женщину в низкодекольтированном платье, украшенном бутоньеркой в виде двух цветков красного мака. Несравненная стояла на подиуме, улыбалась публике и слегка склоняла голову, обещая. Но вот она откинула роскошные чёрные кудри и дирижёрским жестом остановила звук в зале. Отступив на шаг от микрофона, она запела.
Голос её, поначалу тихий, обретал силу, взбирался по октавам вверх, дрожал в колоратурах, падал, шептал, возрождался и наполнял зал до краёв. Трепетал воздух в зале, трепетало что-то внутри меня.
Несравненная закончила и снова улыбнулась. Толпа помедлила, ловя последний отзвук, и взорвалась восторгами. Мне показалось, что эта женщина живая…
Несравненная согласилась спеть ещё, если ей принесут гитару. Гитары не нашлось, и она, с видимым удовольствием уступая настойчивой толпе, согласилась спеть так. Она объявила песню, придуманную славной девочкой — Ангелочком. Зал замер. Несравненная запела звонким голосом, варьируя мелодию и веря каждому своему слову. И я верил. И помню все эти слова. Я не тогда их запомнил, но не важно. Вот они:
Когда-нибудь я стану эхом
и полечу на край вселенной,
но заблужусь в пути, и в море упаду,
и стану пеной.
Густым туманом поднимусь я к небу
и выпаду дождём холодным,
чтобы впитаться в кожу ваших туфель,
чтоб вымыть ваши ноги,
чтоб смыть с вас мой испуг последний,
осевший серой пылью к вам на лица.
Я буду долго, долго гибнуть,
чтоб никогда ни в чём не воплотиться.
Когда же путь мой до конца свершится,
на тёмном небе душной летней ночи
в том мире, где меня уж нет,
сверкнёт зарница.
Женщина замолчала и замерла, откинув голову. Толпа задвигалась, захлопала, и тогда Несравненная засмеялась: «Но какова же я, а?» Потом она пела на чужом языке очень красивую, но непонятную песню. Наконец восторги ей надоели, и она капризно сказала, что хочет уже не петь, а пить, но толпа отпустила её только после обещания спеть застольную.
Я вместе с остальными перешёл в банкетный зал и нажрался там как свинья, но только не в смысле напился, а в смысле наелся. Когда приехал Ангел, я уже спал в комнате, заставленной мебелью. Банкет закончился, гости разъехались. Автомобили отхлынули от входа, будто морские котики ушли в море. Тьма за окнами заслезилась туманом.
Ангел настойчиво звонил у входа. Я впустил его и запер дверь. Он сообщил мне, пока выкладывал вещи, что в моём доме его чуть не застрелили. Я сказал, что это дело обычное, не стоит беспокоиться. И спросил про неведомое животное, наводящее разрушения в квартире. А, вы имеете в виду вашего домашнего любимца? Так Океан отмоет всё. А если вы будете его вовремя выгуливать, кормить, ну и вообще, заботиться, так не придётся ждать Океана. Постарайтесь полюбить его, ладно? Как, если я его даже не видел? Но людям не обязательно видеть предмет забот, не так ли? Так ли? Я спросил о Валерии: вы ведь с ней хранители? Ну, иногда это так называется. А как это? Это что-то вроде касты, ответил Ангел, повесил мой фрак в шифоньер и попросил закрыть за ним дверь. Мы вместе спустились по лестнице, прошли три застеклённых тамбура, Ангел шагнул за порог и сразу исчез из виду. Туман успел облизать меня огромным липким языком, прежде чем я успел затворить дверь и опустить засовы.
Я пошёл бродить по музею. Свет во всех залах оказался погашен. В комнате, заставленной мебелью, горело несколько бра. Там я нашёл в коробке под столом свечи и спички и, прихватив их с собой, отправился смотреть картины. Вернее, только одну из них — ту, что рассматривала Анжелка. Придя в зал, я зажёг свечу, прикрывая пламя ладонью, пошёл вдоль стены и скоро наткнулся на светящегося человека, приложившего пальцы ко лбу, под золотистую прядь, спадающую на бровь. Другая его рука опущена, в ней надкушенное яблоко. На обнажённом плече огромная чёрная бабочка. Над ним ветвится красная молния. Позади и внизу мрак. И взгляд на него немного сверху. Я склонился над рамой и прочёл: «Грех».
Где-то, как будто в соседнем зале, хлопнуло окно. Я вздрогнул так, что пришлось снова зажигать свечу. Но, верно, выпитое вино прибавило мне храбрости: я пошёл в банкетный зал. С порога крикнул:
— Кто здесь?
Услышал:
— А-ах, ты снова меня напугал. Ха-ха, вот дурак. Ну кто, кроме меня, может вломиться на охраняемый объект, да ещё после того, как её не пригласили на праздник? Можно я закрою окно?
Владлена закрыла окно и подошла ко мне. При свете свечи она выглядела гораздо лучше. Я заметил, что она переоделась и привела в порядок свои волосы. Я спросил, зачем она явилась.
— Можно, я поем? — сказала она, схватила птичье крылышко и принялась его глодать. — Я ужасно боюсь Океана, просто не знаю, что с собой делать, мечусь по Городу, ищу, где спрятаться от страха, но страх сидит у меня на плечах. Я совсем не сплю. Как только я остановлюсь, страх сожрёт меня.
Она жадно обгладывала крыло и посматривала на меня. И вдруг, плаксиво:
— Давай вызовем живых, пусть они защитят нас. Давай устроим спиритический сеанс. Ты хочешь узнать, как ты умер? Ведь хочешь!
Снова не дождавшись от меня ответа, Владлена выбросила крылышко, сдвинула на столе приборы и стала писать на скатерти буквы и цифры, обмакивая палец в соусник. Нашла тарелку поменьше, высыпала из неё смятые бумажки, перевернула дном вверх. Затем она оторвала полоску от салфетки, поплевала на неё, налепила на край блюдца.
— Иди сюда, — позвала она.
Я сделал шаг.
— Нет, не подноси свечу слишком близко.
Я, как завороженный, послушно закрепил свечу между остатками еды на ближайшей тарелке. Владлена подала мне руку:
— Левой рукой возьми мой указательный и средний пальцы, а правой — безымянный и мизинец, и сжимай как можно крепче.
Я сел рядом и сделал всё, как она велела.
— Мы почувствуем покалывание в пальцах, потом пульсацию, потом удары в плечо, — прорицала Владлена.
Но я не почувствовал даже, как пальцы занемели, — пока она не вырвала у меня свою руку. А после, конечно, началось покалывание.
— Мы забыли поцеловаться, — спохватилась Владлена и потянулась ко мне.
Губы её блестели от жира, и она часто дышала от возбуждения. Я закрыл глаза, чтобы не видеть этого, но почти сразу не выдержал и с силой оттолкнул её от себя. Владлена упала вместе со стулом, хрипло рассмеялась:
