— Я так отдохнула, что сама себе не верю, — сказала она, роскошно потягиваясь на заляпанной простыне. — Особенно если учесть, как мало мы спали.
Брим засмеялся спросонья.
— Мне извиниться за то, что не дал тебе поспать? Зевнув во весь рот, она свела плечи с очевидным удовольствием и усмехнулась до ушей.
— Не надо. После тебя я так себя чудесно чувствую.
— Всегда рад помочь любым способом, — сказал Брим самым любезным голосом. — К тому же, моя соблазнительнейшая карескрийская красавица, я после тебя тоже чувствую себя чудесно.
— Карескрийская красавица, — протянула Ева, глядя в потолок. — Мне не послышалось?
— Ты красавица, Ева, — серьезно ответил Брим. — Самая красивая женщина из всех, которых я видел.
— Спасибо тебе за это, Вилф Брим, — ответила она. — Сегодня ночью ты дал мне почувствовать себя красивой. Но еще ты назвал меня карескрийкой. Это должно меня от тебя отличать?
Брим на миг задумался.
— Знаешь, забавно, — сказал он. — Я сам думаю, так это или нет. Редко когда я ощущал с кем-нибудь такую близость. Но ведь это может быть и реакция на ту бурную страсть, что ты во мне пробудила. Вряд ли мне в жизни приходилось так интенсивно работать — я не преувеличиваю.
— А ты не думаешь, что это еще и потому, что среди существенных для нас вещей у нас так много общих?
— Потому что мы оба карескрийцы? — спросил он.
— Ну, отличный мой любовник, — сказала она, — Карескрия по-своему дала нам совершенно исключительное начало. — Она заглянула ему в глаза. — Ты после нашего последнего разговора не задумывался больше, кто ты?
Брим сел рядом с ней на кровать, закинув ногу на ногу.
— Я тогда задумался, зачем ты это говорила, — ответил Брим более серьезно, чем сам собирался.
— А теперь? — спросила она, приподняв брови. — Я побаивалась, мне придется пожалеть, что высказала тебе свои мысли напрямую.
— Тут не о чем жалеть, — покачал головой Брим. — Это меня заставило немного задуматься о себе.
— О том, кто ты на самом деле? Он улыбнулся.
— И об этом тоже, — ответил он. — Но в основном о том, что я независим — и одинок.
— Эти мысли ходят парами, как по-моему, — сказала она. — Тогда сначала расскажи мне, кто ты такой. Мне охота знать.
— Ладно, — согласился он. — Но ответа на твой вопрос не получится — он только вызвал у меня другие вопросы.
— И?
— И пусть это звучит по-сумасшедшему — или просто глупо, — но я… кажется, с тех пор, как попал на Флот, моя жизнь очень хорошо определила, кем я не являюсь.
— И кем же ты не являешься, Вилф Брим? — спросила она.
— Ну, — ответил он, — прежде всего я не карескриец.
— Так ты на самом деле отрекаешься от Карескрии, Вилф Брим?
— Ну..; да, — начал Брим, неловко пожав плечами. — Да, отрекаюсь. Я не вынес оттуда ничего, кроме одежды на своих плечах.
— Хм, — улыбнулась она. — И там ты научился водить звездолеты среди шахтерских астероидов, как и я. — Тут она хихикнула. — Я там и еще много чему научилась.
На этот раз настал черед Брима улыбаться.
— Я так и думал! — сказал он, нежно погладив ее по животу. — О жизни я там тоже узнал довольно много. Но я никогда не знал, что можно проделывать то, что ты показала, не в невесомости.
— Теперь знаешь, — сказала она, улыбнувшись краем губ.
— Ага, — согласился он. — Ну что ж, мы, значит, прихватили оба с собой из дома кое-что полезное.
— Это больше, чем ты хотел признать, Вилф, — поймала она его на слове. — Ты только что назвал ее «домом» — как и надо.
— Но я имперец! — возразил он.
— Мы все имперцы, так или иначе, — возразила она. — В нашей старушке Империи много хорошего, как бы мы ни брюзжали. Но ты спроси себя, Вилф: настолько ли, ты имперец, как, например, твой друг Тоби Молдинг?
В ответ на это ему пришлось подумать, но в конце концов он кивнул.
— Думаю, что да, — ответил он, но при этом нахмурился: эта женщина дьявольски красива, но и вопросы задает дьявольски неудобные.
— На самом деле так и есть, — сказала она. И, чуть раздвинув ноги, взяла его руку и положила ее на влажный сгиб. — Но скажи мне; Император тоже так думает?
Чуть раздраженный тем, что она недоговорила, Брим высвободил руку.
— По-моему, да, — сказал он слегка с вызовом. — Я чем хочешь клянусь, что у Тоби Молдинга нет двух Имперских Комет.
— Остынь, друг, — сказала она, касаясь пальцами его руки. — Я же не про медали и награды. Я даже о дружбе не говорю. Тьфу ты, Вилф, по всему Флоту ходят слухи про вашу дружбу с Императором. Это так и есть.
— Так что тогда?
— Считает Император тебя своим имперским другом или своим карескрийским другом? И это Брим тоже обдумал.
— Кажется, он все еще считает меня карескрийцем, — признал он, — несмотря на все, что я делаю, чтобы его разубедить.
— Несмотря на что? — спросила она.
— Ну, я избавился от акцента — что дьявольски тяжело… и вообще я имперец. А не карескриец. Что я, тыть меня черт, не так делаю?
— По-моему, Вилф, именно то, что отказываешься от Карескрии, — сказала она. — Посмотри, как общие корни помогли нам даже в такой простой вещи, как занятие любовью. И тебе всю жизнь этого не хватает. Потому что ты отвергаешь свой дом.
— Мой дом там, где мне приходится быть, — возразил он. — Сейчас, например, здесь.
Она осмотрелась, будто пришла в гости.
— Ну и квартирку вы себе отхватили, Брим! — сказала Ева, изображая крайний восторг.
— Спасибо, — ответил он, закатывая глаза к потолку.
— Я просто хотела дать тебе понять: то, что ты пытаешься делать, — не работает.
— Ты мне будешь рассказывать, что работает и что не работает! — взорвался наконец Брим. — Тебе легко любить Карескрию, и сохранять этот соблазнительный акцент, и даже хвастаться происхождением! Тыть его черт, Бакстер Колхаун возглавляет Силы Обороны, а «Звездные Огни» с новых карескрийских заводов только и спасают Авалон от облачников! Теперь все любят карескрийцев! Мы популярны, как содескийские медведи, которые уже сотни лет спасают шкуру Империи!
А когда я начинал почти двадцать лет назад, все это тытьчертовски по-другому было, можешь мне поверить. Ты понятия не имеешь, через что пришлось пройти первому карескрийцу, окончившему Академию! Мне надо было глотать любую чушь от людей, которые до сих пор звездолет не умеют водить, как не умели и в мой первый день в Академии!
— И кого ты в этом обвиняешь, Вилф Брим? — спросила она серьезно. — Ответь мне.
— Да тыть его черт, я… — И он остановился в середине фразы. — Вселенная и мать Вселенной! — тихо произнес он. — Я же обвиняю Карескрию! — И он снова покачал головой. — Это ты и хотела мне сказать?