Нет ни малейших сомнений, что увиденное заставило бы Эстерсона немедленно выйти на связь. А возможно даже – без всяких размышлений и проволочек сойти с орбиты и вернуться на космодром…
На летном поле Вары-8 стоял фрегат типа «Цепкий». Такие строились на константинопольских верфях и поступали в первую очередь на вооружение российского военфлота. Несколько единиц были проданы индусам. Два фрегата приобрел Большой Муром.
Фрегат, который совершил посадку на Фелиции, назывался «Хозяин» и входил в состав 2-й дальноходной флотилии муромского Звездоплавательного Приказа.
Несколько человек из команды фрегата через воздушный шлюз надстройки выбрались на крышу смотрового мостика, вытащили и раскатали длинные белые полотнища. Свесившись до самой земли, полотнища явили «на оба горизонта», как выразился бы Качхид, надписи на фарси.
Вот что было написано на полотнищах:
КОРАБЛЬ НЕЙТРАЛЬНЫЙ! НЕ СТРЕЛЯТЬ!
РАБОТАЕТ ВРЕМЕННАЯ КОМИССИЯ ПО ПЕРЕМЕЩЕННЫМ ЛИЦАМ!
Для большей наглядности на надстройке были вывешены три флага: конкордианский, муромский, российский.
По трапу на космодром сошла весьма необычная компания офицеров.
Трое были в российской форме: капитан-лейтенант ВКС, артиллерийский майор сухопутных войск и полковник с нашивками военмедика. На груди полковника рядом с медалью за выслугу лет ютился невзрачный латунный значок военной специальности: «Санконтроль».
Два офицера – бородачи в лазурных кителях с непропорционально удлиненными полами – не носили погон. Знаки различия были выгравированы на их металлических нашейных горжетах. Согласно огнистой золоченой гренаде на горжете русобородого офицера, тот носил звание хорунжего, то есть примерно соответствовал майору Объединенных Наций. Второй, с перекрещенными якорями, был кормщиком – капитаном третьего ранга.
И, наконец, еще три офицера были конкордианцами.
Все перечисленные имели широкие нарукавные повязки «Временная комиссия по перемещенным лицам».
На грузовом лифте с борта фрегата спустился взвод муромской пехоты. Пехотинцы с автоматами наперевес рассыпались по летному полю.
– Тихо. Как и следовало ожидать, – констатировал конкордианский подполковник.
«Вара-8… Вот и вся ваша Вара-8, сукины дети, – злорадно подумал русский майор Эйджиев. – Хорошо тут поплясали, ничего не скажешь. Жаль, меня здесь в свое время не было с моим дивизионом… Я бы подбавил жару».
Майор покосился на клонов. Это был, наверное, семидесятый по счету неприязненный взгляд, которым он наградил врагов с момента встречи на Большом Муроме.
– Где тут у вас располагалась комендатура? – спросил полковник-военмедик у старшего офицера клонской делегации. – Или начнем с осмотра ядерного склада?
– Я полагаю, начинать надо со склада.
– Ну тогда ведите… друг мой.
Командир фрегата «Хозяин» между тем был занят своими прямыми служебными обязанностями.
Ему не нравилось задание, связанное с изрядными растратами ценного добра – люксогена. Не нравилась компания офицеров двух враждебных лагерей, которая, действуя под вывеской «Комиссии по перемещенным лицам», теперь занималась пренеприятным делом о конкордианских еретиках. А дело этих еретиков не нравилось кормщику-старшине Гостемилу Ратиборовичу Белоярову пуще всего прочего.
С участием клонских еретиков на рейде планеты Иокаста имел место прегадкий инцидент.
Из Х-матрицы вышел конкордианский фрегат «Киш II». Он почти сразу подорвался на орбитальных минах, но все-таки исхитрился выпустить по линкору «Пересвет» четыре торпеды.
Торпеды имели плутониевые боевые части. Свершилось худшее из всего, что может случиться на войне: звездолетом противника было применено ядерное оружие.
Две торпеды были сбиты зенитным огнем «Пересвета» и охранявшего рейд фрегата «Огневой».
У одной торпеды не сработал дистанционный взрыватель. Она ударилась о бронепояс «Пересвета» и, не пробив его, разбилась вдребезги.
И, наконец, четвертая торпеда взорвалась в нескольких десятках метров перед носом линкора.
Вспыхнуло рукотворное солнце тротиловым эквивалентом 500 килотонн.
Весь линкор от носа до кормы исчез в ослепительной плазменной сфере.
К счастью, за секунду до взрыва «Пересвет» все-таки успел вывести генераторы на штатную мощность и включить защитное поле.
От мгновенной гибели линкор спасло то, что дело происходило в вакууме. За счет этого отсутствовал самый страшный поражающий фактор: ударная волна.
Разумеется, все прочие прелести – световое излучение, радиация и электромагнитный импульс – обрушились на защитное поле корабля в дозах, легко вообразимых человеку с военным образованием.
Защитное поле, рассеивая львиную долю всех частиц, продержалось три миллисекунды – самые страшные миллисекунды! – после чего генераторы отключились.
Связь с обугленным «Пересветом» мгновенно пропала.
Если бы «Киш II» выпустил по линкору еще одну атомную торпеду, одну-единственную торпеду, корабль был бы неминуемо уничтожен.
Фрегат «Огневой», к слову, защитное поле включить не успел. Но благодаря тому, что он находился в одиннадцати километрах от эпицентра, для него взрыв атомной торпеды стал лишь досадным пиротехническим эксцессом.
Поэтому, немедленно выйдя в атаку против «Киша II», фрегат обстрелял его всеми зенитными ракетами, которые оставались в пусковых установках, и приготовился добить торпедами. А если бы торпеды не помогли, командир «Огневого» был полон решимости таранить супостата, лишь бы не дать ему возможности применить ядерное оружие повторно.
В этот момент «Киш II» неожиданно вышел на связь. Некий лейтенант заявил, что является старшим «законным представителем Конкордии» на борту корабля. На фрегате имел место «манихейский мятеж» и ядерное оружие столь нерыцарственным образом применили именно мятежники-манихеи. Теперь же «Киш II» готов сдаться на милость победителя, лишь бы только не началась неограниченная термоядерная война, от которой в конечном итоге выиграет один лишь Ангра-Манью.
Командир «Огневого» не поверил ни одному слову врага. Учитывая, что «Пересвет» не отвечал на запросы и весь его экипаж при известном воображении в ту секунду можно было полагать погибшим, фрегат продолжил атаку и вскоре «Киш II» был разорван на куски торпедным залпом.
Такова была фактическая сторона Иокастинского инцидента в изложении сухой официальной справки, составленной российским Генштабом.
Белояров в свое время окончил Дальневосточную Военно-Космическую Академию на Земле и хорошо представлял себе, что такое Россия. Знал он и людей «старой московской школы», в духе которой неукоснительно воспитывались адмиралы и дипломаты, политики и идеологи Директории.
«Любая планета, любое государство или иное теробразование, где находится хотя бы один гражданин Российской Директории, попадает в сферу международного и интеркосмического права в нашем понимании последнего, – чеканила вводная лекция по „Этике военнослужащего“. – Военная доктрина России традиционно исходит из презумпции немедленного и сокрушительного стратегического действия в ответ на любую правовую угрозу – как явную, так и косвенную. Но именно правовую, а не какую-либо еще. Ни прихоть отдельных лиц, ни „партии“, „корпорации“, „общественное мнение“ и прочие кланово-демагогические структуры и фикции не влияют и не могут влиять на принятие стратегических решений. Таким образом, гарантируется фундаментально справедливый и в то же время последовательно миролюбивый характер российской внешней политики – в том числе и войны как ее высшего проявления. Этим же положением задаются и прочные основания этики любого военнослужащего, который, осознавая, что никогда не получит приказов извне правового поля, тем самым в любой ситуации получает полное моральное превосходство над противником».
Отсюда было как дважды два ясно, что Россия – мать суровая. И уж если взялся воевать с ней, так изволь соблюдать все конвенции, правила и обычаи войны.
В ответ на четыре атомные торпеды клоны рисковали получить от русских сотни термоядерных ракет и тысячи калифорниевых снарядов. Причем – на строго законных основаниях, с «полным моральным превосходством над противником». Конечно, клоны тоже в долгу не остались бы и тогда…
Представить, что будет тогда, Белоярову не хватало воображения. Но было ясно, что Великорасе придет голубой зверь с ценным мехом.
Клоны, похоже, были шокированы происшедшим на рейде Иокасты. В ответ на яростное требование «Объяснитесь!», подписанное лично Председателем Растовым, они прислали длиннейший документ.
Основные тезисы этого шедевра обскурантизма были Белоярову также известны. В вольном изложении они выглядели примерно так:
«Приносим свои глубочайшие извинения. Мы провели расследование. Это все для нас ужасная неожиданность. Наши вооруженные силы ни в чем не виноваты. Все зло от манихеев. С той самой, известной вам теперь планеты, которую вы именуете „Глагол“.
