Дал ли наш налет необходимый перевес волкам Танниана? Удалось им вызвать панику у транспортов? Если конвой удалось рассеять, транспорты не защитить никаким количеством новых боевых кораблей. Клаймеры перебьют неповоротливые грузовые корабли практически безнаказанно. Некоторые смогут спастись просто потому, что у наших не хватит времени на всех.
Так. Если конвой рассеяли, господа из той фирмы могут счесть своим долгом поймать тех, кто в этом больше всех виноват. И они знают этот корабль давно. За ним долгий кровавый список. Мысль, что он выживет после всего, что сделал, может показаться им невыносимой.
Я пойман в ловушку порочного круга мыслей, куда люди попадают, когда им нечего делать, а по следу идет невидимый и неопределенный противник. Хочется визжать. Я хочу требовать определенности. В такой обстановке любые, даже плохие новости лучше, чем ничего. Лишь бы знать хоть что-нибудь наверняка.
У Вейреса и командира в процессе расчета перелета к новому укрытию происходит жаркая баталия на тему об уровне АВ-топлива. В конце концов командир вопреки собственному мнению решает, что перелет пройдет без клайминга.
– Черт побери! – взрывается Пиньяц, когда выходит из строя лампа над его постом. – Чертово мусорное барахло из Внешних Миров!
Он принимается поносить службу контроля качества на Ханаане, настаивая, что с изделиями Старой Земли ничего подобного случиться не могло бы. Он свиреп и желчен. Его подчиненные вжимают головы в плечи и терпеливо пережидают бурю.
В его словах есть доля правды, хотя про производителей со Старой Земли – это перегиб. Человечество, похоже, никогда не сможет преодолеть собственную природу. Работать по минимуму, лишь бы прошло.
При одной пушке, отказавшей наглухо, и с остальными, которые тоже рассыпаются, резко ограничивается возможность сброса тепла. Если погоня нас прижмет, на одни радиаторы рассчитывать нельзя.
Гигантский маятник. Туда-сюда, туда-сюда, как на качелях. Стоит только блеснуть надежде, сразу поднимает голову еще какая-то гадость. Завязли, как в трясину юрского периода.
А иногда все идет от плохого к худшему, не давая вообще никакого повода для оптимизма.
Командир был прав, а Вейрес ошибся. Надо было делать перелет в клайминге, и черт с ним, с АВ.
Мы пали жертвой новой системы тактической разведки. Конкуренты рассеяли возле звезд крошечные космические станции, оборудованные инстелом, для отлова таких, как мы, прыгунов от солнца к солнцу. Стоит такой станции засечь тахионный хвост клаймера, она тут же посылает сигнал.
Акулы, бесцельно бродившие вокруг, повернули носы на запах крови.
Первым их след ловит Рыболов.
– Командир, – докладывает он, – у меня тут что-то странное. Миллисекундный след.
– Воспроизведи-ка! Старший помощник, ваше мнение?
– Никогда в жизни не видел ничего подобного.
– Джангхауз, вы эксперт.
– Прошу прощения, сэр. Я не знаю. На курсах мы такого не проходили. Может быть, естественный источник?..
Существуют естественные излучатели тахионов. Известно, что такими свойствами обладают некоторые дыры Хоукинга. Они генерируют их точно так же, как пульсар – свое излучение.
– Может, у писателя спросим? – предлагает Яневич.
– Не имеет смысла. Нам необходимо знать одно – корабль это или нет.
– Может, это клаймер? Чем-то похоже.
– Никого не может быть так близко. Не спускайте с него глаз, Джангхауз.
В блаженстве неведения мы плавно опускаемся в мягкую пыль на дне лунного кратера, снижаем мощность до минимума и собираемся притвориться мертвыми. Рано или поздно джентльмены из тон фирмы погонятся за более живой дичью. Если еще не погнались.
– Старина Масгрейв, – говорит командир, – делал нечто подобное, когда летал на «Восьмом шаре».
– Да?
Кофе кончился. Даже эрзац. Теперь мы фехтуем словами над стаканами с соком.
Несколько минут он молчит, а потом продолжает:
– Нашел себе небольшую планету с дыркой внутри. Не спрашивай меня как. Заныривал туда, переходил в норму и отключал двигатели. У господ из той фирмы крыша ехала.
– А потом?
– Он слишком часто туда нырял. В один прекрасный день он объявился, а планета оказалась облаком гравия с полудюжиной истребителей внутри.
– Они его не поймали?
– Не в этот раз. Не на «Восьмом». – Он остановился, чтобы отхлебнуть немного сока и пожевать трубку. – Старый пройдоха. Порой неделю там сидел, а потом вдруг выскакивал и добывал себе очередную звезду. Истребителей он перебил больше, чем любые два командира с тех пор, вместе взятые.
Снова молчание.
– Конец истории?
– Ага.
– А мораль?
Он пожимает плечами.
– Нельзя все время делать одно и то же?
Они не дураки. Часами ничего не делают. Хотят перед делом накопить силы наверняка. Целых двенадцать часов мы бездельничаем, и жиреем, полагая, что все закончилось.
– Кое-что появилось, командир, – озадаченным голосом говорит Рыболов.
В это время я достаю Роуза, пытаясь найти в этом таинственном персонаже какие-то зацепки. Безуспешно. На вахте Яневич. Он и подходит к Джангхаузу.
– Воспроизведи. – Мы изучаем сигнал. – То же самое, что и в тот раз?
– Не совсем, сэр. Теперь дольше.
– Любопытно. – Яневич смотрит на меня. Я пожимаю плечами. – Из той же точки?
– Почти, сэр.
– Продолжайте наблюдения.
Мы возвращаемся к своим делам. Проходит пять минут, и Рыболов говорит:
– Контакт, мистер Яневич.
Все сбегаются. Нет никаких сомнении в том, что это такое. Корабль противника. За две минуты удается наспех высчитать его траекторию.
– Ерунда, – говорит Яневич, – он просто проверяет звезду.
Судно в непонятной спешке удаляется неизвестно куда. Я облегченно вздыхаю. Опасность была близко.
Через два часа опять. Кто-то другой спешит присоединиться к первому, мечущемуся сейчас безумно с другой стороны от солнца. Яневич задумчиво хмурится, но сигнала тревоги не дает.
– Так ведут себя, когда кого-нибудь ищут, – говорит он. – Джангхауз, вы уверены, что не видели следов клаймера?
– Уверен, сэр. Только эти два блика.
– Вы думаете, кто-то услышал наш уход от солнца и выход в норму?
Рыболов пожимает плечами. Я говорю:
– Те следы совсем были непохожи на следы любого корабля.
– Мне это не нравится, – говорит Никастро. – Целая толпа собирается. Надо сматываться, пока на нас не наткнулись.
– Как? – резко обрывает его Уэстхауз. Впервые за несколько месяцев у него нет столько работы, что одному не справиться. От этого он раздражается.
– Мы привезем, привезем тебя домой к мамочке, Фил, – обещает Канцонери.
