Из- за угла показалась высокая фигура в странной униформе — коричневой с серебром. Человек шел неторопливо, рука его привычно покоилась на кобуре. Она поняла, что Форкосиган где-то неподалеку, потому что это был сержант Ботари. Он казался вполне здоровым, по крайней мере физически.
Она выпрыгнула из флайера.
— Э-э, добрый день, сержант. Адмирал Форкосиган дома?
Он прищурился, вглядываясь в нее, потом лицо его прояснилось, и он отдал ей честь.
— Капитан Нейсмит. Мэм. Да, он здесь.
— Вы выглядите гораздо лучше, чем при последней нашей встрече.
— Мэм?
— На флагмане. При Эскобаре.
Он обеспокоено нахмурился:
— Я… не помню Эскобар. Адмирал Форкосиган говорит, что я был там.
— Понятно. — «Они забрали твои воспоминания? Или ты стер их сам? Кто знает…» — Мне жаль слышать это. Вы служили храбро.
— Правда? Меня комиссовали, потом.
— Да? А что на вас за форма?
— Ливрея графа Форкосигана, мэм. Он взял меня в свою личную охрану.
— Я уверена, что вы будете хорошо служить ему. Могу я увидеть адмирала Форкосигана?
— Он за домом, мэм. В той стороне.
И он побрел дальше, видимо, совершая обход территории.
Корделия двинулась вокруг дома, взметая подол непривычно длинной юбки. Темный цветочный узор ее нового наряда радовал глаз. Она купила это платье вчера в Форбарр-Султане, отчасти ради забавы, но в основном из-за того, что ее бежевая экспедиционная форма с бетанскими знаками отличия привлекала слишком много внимания. И еще она распустила волосы, разделив их на пробор и закрепив двумя эмалевыми гребнями, также купленными вчера.
Чуть выше по склону холма начинался сад, окруженный низкой стеной из серого камня. Нет, не сад, поняла она, подойдя ближе, а кладбище. Там, стоя на коленях на голой земле, трудился старик в потрепанной рабочей одежде, высаживающий с лотка цветочную рассаду. Когда Корделия прошла в узкую калитку, старик поднял голову, и она безошибочно узнала его. Он был чуть выше своего сына, мышцы его от возраста истончились и вытянулись, но черты лица были те же.
— Генерал граф Форкосиган, сэр? — Она машинально козырнула ему и только потом сообразила, насколько странно это должно выглядеть при ее наряде. Он с трудом поднялся на ноги. — Я кап… я Корделия Нейсмит. Друг Эйрела. Не знаю, рассказывал ли он вам обо мне. Он здесь?
— Добрый день, мадам. — Но выпрямился почти по стойке «смирно» и поприветствовал ее до боли знакомым коротким кивком. — Он мало что говорил о вас, и я никак не думал, что буду иметь честь встретиться с вами. — Он с трудом улыбнулся, словно отвечавшие за это движение мускулы заржавели от долгой неподвижности. — Вы даже не представляете, как я рад, что ошибся. — Он указал через плечо на вершину холма. — Там наверху есть беседка с видом на озеро. Он… э-э, проводит большую часть времени там.
— Понятно. — Она разглядела тропинку, вившуюся мимо кладбища и дальше вверх по склону. — Хм. Не знаю, как лучше выразиться… он трезв?
Он глянул на солнце и поджал морщинистые губы.
— К этому часу, вероятно, уже нет. Первое время, вернувшись домой, он пил только после обеда, но постепенно стал начинать все раньше. Меня это ужасно беспокоит, но я ничего не могу поделать. Хотя если его язва снова начнет кровоточить, я могу… — Он запнулся и напряженно всмотрелся в ее лицо, пытаясь прочесть на нем подтверждение своим смутным предположениям. — По-моему, он принял эскобарское поражение слишком близко к сердцу. Его отставка была совершенно необязательной.
Корделия догадалась, что старый граф не был посвящен императором в некоторые аспекты эскобарской кампании. «Это не провал надломил его дух, а успех», — подумала она. Вслух же она сказала:
— Верность императору является для него делом чести, я знаю. — «Возможно, последним бастионом этой самой чести, а ваш император сравнял его с землей ради достижения своей грандиозной цели…»
— Почему бы вам не подняться к нему, — предложил старик. — Хотя… должен вас предупредить, сегодня у него не слишком хороший день.
— Я понимаю. Спасибо.
Он провожал ее взглядом, когда она вышла за ограду и стала подниматься по извилистой тропинке, затененной листвой деревьев. В основном это были завезенные с Земли деревья, но среди них попадались и другие разновидности — видимо, местного происхождения. Особенно впечатляла живая изгородь, заросли которой были опушены цветами (по крайней мере, она предположила, что это цветы — Дюбауэр знал бы точно), напоминающими розовые страусовые перья.
Беседка оказалась строением из потемневшего от непогоды дерева в слегка восточном стиле. Отсюда открывался прекрасный вид на сверкающее озеро. По ажурным стенам взбирались лозы, будто прикреплявшие ее к каменистой почве. Беседка была открыта со всех четырех сторон. Вся обстановка состояла из пары потрепанных шезлонгов, большого выцветшего кресла, скамеечки для ног и маленького столика, на котором стояли два графина, несколько бокалов и бутылка с густой белой жидкостью. Форкосиган сидел, откинувшись в кресле: глаза закрыты, босые ноги на скамье, пара сандалий небрежно отброшена в сторону. Корделия остановилась на пороге беседки, с наслаждением разглядывая его. На нем были старые черные форменные брюки и очень штатская рубашка с неожиданно ярким цветастым рисунком. Он явно не брился сегодня. Она разглядела, что на пальцах ног у него растут небольшие жесткие черные волоски — такие же, как на руках. Она решила, что ей определенно нравятся его ноги; безусловно, ей не составит труда проникнутся дурашливой нежностью к каждой частичке его тела. Но его болезненный вид радовал гораздо меньше. Усталый, и даже более чем усталый.
Он приоткрыл глаза и потянулся за хрустальным бокалом с янтарной жидкостью, затем вроде бы передумал и взял вместо него белую бутылку. Рядом с ней стояла небольшая мерная стопка, но он пренебрег ею, сделав глоток белой жидкости прямо из горлышка. Издевательски ухмыльнувшись бутылке, он сменил ее на хрустальную стопку. Отхлебнул, подержал напиток во рту, наконец проглотил и еще глубже погрузился в кресло.
— Жидкий завтрак? — поинтересовалась Корделия. — Так же вкусно, как овсянка с сырным соусом?
Его глаза распахнулись.
— Ты, — хрипло проговорил он спустя мгновение, — не галлюцинация. — Он попытался встать, но потом, видимо, передумал и снова упал в кресло, оцепенев от смущения. — Я не хотел, чтобы ты видела…
Корделия поднялась по ступеням в тень беседки, пододвинула один из шезлонгов к его креслу и уселась. «Черт, — подумала она, — я смутила его, застигнув в этаком виде. Как успокоить его? Со мной он будет всегда чувствовать себя непринужденно…»
