Они обменялись небрежными приветствиями. Мартин старался не смотреть в сторону Ариэль, но постоянно чувствовал на себе её взгляд, от которого ему становилось не по себе.
— Что ты теперь думаешь о Гансе? — спросила она, когда их взгляды всё же пересеклись.
— Он делает все правильно, — ответил Мартин.
— Лучше, чем ты?
— В некоторых вопросах — да.
— В каких именно? Прости моё любопытство, я вовсе не хочу тебя обидеть.
— Я и не обижаюсь. Он более осторожен, чем я, и, возможно, лучше чувствует настроение экипажа.
Она покачала головой, но по выражению её лица нельзя было угадать, согласна она или нет.
— Что ты думаешь обо всём этом? — в свою очередь спросил Мартин.
— Не берусь судить. Он более осторожен, чем все предыдущие Пэны. Роза поддерживает его. В своих выступлениях она теперь постоянно напоминает о наших обязанностях.
— Выступлениях?
— Я не была ни на одном, но наслышана о них.
— Она проповедует?
— Пока нет, — ответила Ариэль. — Она даёт советы, помогает некоторым понять причины и последствия Стычки.
— Она осуждает момов?
— Не совсем.
— Отрицает их участие?
— Она даже не упоминает о них, как мне говорили. Она говорит об ответственности и свободе выбора, о нашей роли в широком проекте перестройки Вселенной. Мне кажется, тебе стоит пойти и послушать.
— Возможно, и стоит, — согласился Мартин.
— Хорошо бы пойти и Гансу.
— Не хочешь ли ты, чтобы я шпионил за ней для Ганса?
Ариэль сделала отрицательный жест.
— Я только думаю, что происходит нечто важное.
— И неизбежное, — почти шёпотом добавил Мартин и встал, чтобы удалиться в свою каюту.
Теодор Рассвет посещал его в снах. На этот раз он был очень разговорчив, и Мартин вспомнил многое из его слов, когда проснулся.
Они сидели в саду под цветущим деревом. На Теодоре была короткая белая туника. Его ноги загорели от долгого пребывания под летним солнцем, которое в момент их разговора находилось как раз в зените. Они ели виноград и были похожи на римлян. Теодор обожал читать о римлянах.
— Что-то непонятное происходит с Розой, — сказал Теодор. — Ты знаешь что-нибудь об этом?
— Думаю, да, — ответил Мартин. Лист винограда из его рук мягко опустился на гравий под ногами.
— Беда в том, что пророчество может иметь и отрицательные стороны, которые нельзя игнорировать и о которых нельзя забывать. Смысл проповеди будет чётко представлен и разжёван массам. Если что-то, что она скажет, подходит не всем, то оно будет расжевано ещё тщательнее. Любой несогласный останется в одиночестве. В борьбе с противоречиями будут сфабрикованы любые факты, все грубые грани будут сглажены, и, в конце концов, согласными окажутся все. Люди поверят во все, только не в первоначальный смысл слов.
— Роза не пророк.
— Ты же сказал, что ориентируешься в том, что происходит.
— Она не пророк, — твёрдо повторил Мартин. — Ты только посмотри на неё.
— Она обладает виденьем. Это трудное время для тебя.
— Вздор! — закричал Мартин, разозлившись. Он вскочил с мраморной скамьи, неуклюже оправляя складки робы, к которой никак не мог привыкнуть. — Кстати, Тереза с тобой?
Теодор печально покачал головой:
— Она мертва. Ты должен смириться с её смертью.
Паола Птичья Трель и Мартин оказались одни в хвосте корабля. Они закончили проверку жезловой связи для момов и, не имея дальнейших инструкций, были рады отдыху ото всех дел.
Разговор иссяк. Паола смотрела в сторону. Её оливковая кожа потемнела, губы были крепко сжаты. Мартин протянул руку и погладил её по щеке, желая снять напряжение. Она прижалась к его руке, и слезы потекли по её лицу.
— Я не знаю, что делать, что чувствовать, — прошептала она.
У неё были какие-то отношения с Сигом Мотыльком. Мартин не хотел расспрашивать, чтобы не бередить свежую рану. Он просто молча слушал.
— У нас не было близких отношений, — сказала она. — Настоящей близости я не испытывала ни с кем. Но Сиг был хорошим другом, он понимал меня.
Мартин кивнул.
— Как ты думаешь, хотел бы он, чтобы я страдала по нему? — спросила она.
Мартин собирался отрицательно покачать головой, но, взглянув на Паолу, улыбнулся и ответил:
— Если только немного.
— Я буду помнить его, — она поёжилась при слове «помнить», словно оно означало принятие смерти или предательство, а может и то, и другое. Ведь помнить о человеке — совсем не то, что представлять его живым.
Для него было естественным держать её в своих объятьях. Паола Птичья Трель никогда не вызывала у него серьёзных симпатий, поэтому, обнимая её, он не испытывал угрызения совести по отношению к памяти Терезы. Паола, должно быть, чувствовала то же самое.
Стоять стало неудобно, и они легли среди сплетений труб. Запах гари здесь уже почти не ощущался.
Место, где они лежали, было сухим, тихим и изолированным. Мартин почувствовал себя мышонком в огромном доме, схоронившимся в уголке от скопища котов. Паола казалась тоже мышкой, маленькой и нетребовательной. Она не утомляла его общением и ни о чём не просила. Дальнейшее произошло инстинктивно, как-то само собой. Он даже не раздел её полностью, и сам был полуодет. Он лёг на неё, и в едином порыве они соединились. Паола закрыла глаза.
Никто из них даже не вскрикнул.
Движения Мартина были медлительными, бережными. Она не испытала такого сильного оргазма, как он, но Мартин понял, что она и не желала большего, и не стал настаивать. Она могла решиться только вот на такую частичную измену — измену временного характера, не обеспечивающую полноценного возвращения к нормальной жизни. После — ни слова не говоря о том, что произошло — они привели в порядок свою одежду.
— Какие сны тебе снятся в последнее время? — спросил он.
— Ничего необычного, — ответила Паола. Она подтянула ноги, обхватив их руками, и опустила подбородок на колени.
— А я вижу замечательные яркие сны. Уже давно. Очень специфические сны, почти поучительные.
— О чём они?
Мартин почувствовал, что ему проще описать сны, чем рассказывать их содержание.
— Это воспоминания с реальными людьми, в них участвующими. Людьми с корабля, которые разговаривают со мной и дают советы, словно они все ещё живы.
Паола кивнула, слегка стукнув подбородком о колени.
— У меня были похожие сны, — сказала она. — Я думаю, наступило особое время для всех нас.
Мартина невольно вздрогнул при этих словах.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
— Это только кажется, что всё идёт по-прежнему. Мы слишком далеки от людей, которые приходят к нам во снах. Наши связи с ними со временем утрачиваются. Но что-то должно измениться.
