За то время, что Дженкинс ходил в «Зеленый попугай», Холман изучил мастера вдоль и поперек. Громкий голос и вызывающая манера Дженкинса объяснялись атазагорафобией — боязни быть незамеченным. Травма детства — Дженкинс был пятым ребенком в семье, из–за чего ему недоставало внимания родителей. По сути, он был безобидным малым, но эксцентричное поведение, граничащее с наглостью, провоцировало других, что порой выливалось в жестокие драки.
— Давай пошевеливайся, Холман! — поторопил Дженкинс, хотя сам прекрасно знал, что налить пива без пены требует времени. — А то ты заставляешь ждать! — Дженкинс осмотрел соседей по стойке и хохотнул. — Я тут не один страждущий!
Справа от мастера сидели трое шахтеров, прилетевшие вместе с Дженкинсом, а слева невзрачный тип в красной майке и замшевом пиджаке.
Янтарная жидкость наполнила кружку.
— Лови, Дженкинс, твое пиво! — Холман сильным толчком отправил кружку по гладкой поверхности стойки к клиенту.
Дженкинс перехватил кружку, как ему показалось, залихватским жестом.
— А что я не вижу женщин?! — поинтересовался мастер.
— Девочки начинают работу в восемь.
— Через час мне уже будет хорошо и без них! Ха–ха–ха! Верно, парни?!
Приятели Дженкинса согласились и потребовали пива.
Холман отправил по стойке одна за другой три кружки.
— Мне «Саймона», — заказал человек в замшевом пиджаке.
По едва уловимым интонациям Холман мгновенно составил психологический портрет: решительный, с жестким характером, знает себе цену, не геолог, не коммивояжер — скорее контрабандист или вольный стрелок. Наполнив стопку, Холман отправил ее по стойке. Мужчина остановил стопку коротким резким жестом, словно выхватил бластер.
«Я, как всегда, не ошибся», — удовлетворенно подумал Холман и повернулся к стеллажам с бутылками.
Умение по одной интонации составить психологический портрет — это ли не высшее мастерство психоаналитика. Не глядя на человека, определить его возраст, профессию. По едва уловимым оттенкам вычислить семейное положение, по оборотам речи определить социальный статус. В такие моменты Холман ощущал себя великим сэнсэем.
Звякнул дверной колокольчик. Не поворачиваясь, Холман прикрыл глаза.
— «Кукумбер» с кислородной газировкой, любезный!
«Член экипажа пассажирского челнока. Старший офицер, хотя и молод. Скорее всего, помощник капитана. Опыта мало. В голосе звучат командные нотки с едва уловимой неуверенностью. Не женат».
Холман раскрыл глаза и повернулся. Его лицо расплылось в довольной улыбке — он не ошибся. У стойки стоял молодой мужчина в синей форме с лычками первого помощника. Кольца на пальце не было.
— Ваш «Кукумбер», офицер! — отправляя в путь по стойке бокал с зеленой жидкостью, выкрикнул Холман.
Нет — все–таки хорошая у него работа. Не всякому дано каждый день ощущать себя богом.
Веселье с каждой минутой нарастало. Звенела посуда. Слышался смех. Скоро придут девочки, и вечер продолжится с еще большим размахом. Отличный вечер. Без драки, конечно, вряд ли обойдется — ведь шерифа нет в городе. Но хорошая драка в шахтерском городке погоду не испортит.
К вечеру народу в баре набилось — как сельдей в бочке. Что послужило такой популярности — жаркий день, после которого каждый хотел пополнить запас жидкости в организме, или отсутствие шерифа? Холман едва успевал отправлять по стойке заказы в руки страждущих. Его мозг работал, как пулемет.
— Пива!
«Шахтер», — безошибочно определил Холман.
— Эй, приятель, «Кукумбер» без льда!
«Член экипажа челнока».
— Пива и сухариков.
«Инженер технического отдела Эрго».
— Пива!
«Судя по слабым связкам — геолог. Из–за длительных экспедиций редко общается с людьми».
— «Саймона», приятель!
Рука Холмана автоматом отправила стопку по стойке в направлении заказа. «Это… это… — безупречный интеллект психоаналитика дал сбой. Мысли застряли на одном месте, словно буксующее колесо. Интонации совершенно не вязались с юным девичьим голоском. — Кто же это?»
Холман изогнулся, чтобы рассмотреть за стеной раскрасневшихся лиц особу, попросившую виски. Стопка, совершив длительный путь по стойке, в конце была ловко перехвачена хрупкой девичьей ручкой.
«Вот гадство — несовершеннолетняя!» — Холман, на время прекратив принимать заказы, заспешил к другому концу стойки. Как он мог так ошибиться?! Подобного с ним не случалось еще ни разу.
— Барышня! Барышня! — Холман, наконец, добрался до конца стойки. Хрупкая девушка с короткой мальчишеской прической, в розовой блузке со смешным мышонком посреди едва наметившейся груди подняла на него огромные голубые глаза. Длинные ресницы хлопнули, словно крылья бабочки.
— Несовершеннолетние не обслуживаются, — сообщил Холман. — Верните заказ. — Бармен потянулся за стопкой, но девушка отстранила руку, не дав прикоснуться к своему виски.
— С какой стати. Я заплатила.
Холман не понимал, что происходит. Внутренний голос психоаналитика отказал напрочь. Холман ощутил себя человеком, потерявшим один из органов чувств. Его будто контузило.
— Я не обслуживаю несовершеннолетних, — повторил он машинально.
— Похвально. — Девушка на мгновение задумалась. Холман готов был поклясться, что она сейчас выдует виски залпом и даже не поморщится. Однако его вновь ждал провал.
— Не волнуйся, приятель, это виски для моего дяди, — сказала девушка, снисходительно усмехнувшись.
Выводы психоаналитика разбились вдребезги.
— А что ж твой дядя сам не возьмет себе виски? — вопрос задал Дженкинс. Он протиснулся к стойке между девушкой и типом в замшевом пиджаке. Мастер уже порядком загрузился пивом. Его и без того красное лицо сейчас напоминало спелый помидор. Хитрый прищур скрыл глаза, а физиономия расплылась в глумливой улыбке. — Или он считает тебя уже достаточно взрослой?
Из–за стойки Холман не разглядел, что сделал Дженкинс, но по довольному выражению лица сообразил, что тот ущипнул девушку за ягодицу. Последовавшая реакция совершенно не вписывалась в стандарты поведения девушек в подобной ситуации и уж точно не была той, на которую рассчитывал мастер.
Девушка повернулась к Дженкинсу и сурово посмотрела ему в глаза.
— Вот что, — сказала она, положив ручку на плечо мастера второго участка, — я понимаю — ты выпил, и не стану жаловаться дяде — он неуравновешенный тип и еще чего доброго замочит тебя. А ты, по сути, неплохой человек. Возможно, в детстве тебе не уделяли внимания, из–за чего ты сейчас ведешь себя как последний придурок. Надеюсь, ты осознаешь низость своего поступка. Однако, если это не так и у тебя есть какие–либо претензии, обращайся к моему дяде — его зовут Скайт Уорнер. Только, пожалуйста, будь с ним повежливее, в противном случае…
