– А у них рук не хватает. – Алексей развёл руками, показывая, как не хватает. – Да и голов. Именно поэтому мы очень нужны. В общем, вы не против, если я ещё раз к вам загляну?
– Да чего уж, заглядывайте, – улыбнулась Валя. – По-соседски.
– Кстати, а вы шашлык жарить любите?
Валентина округлила глаза – мол, зачем его жарить самой?
– Вот, видите! Вы привыкли к автоматическим кухням! А пищу надо хотя бы изредка готовить самому. Для меня готовка всегда была хобби. Вон какая здесь площадь – можно поставить хоть тысячу мангалов. Но тысячу нам не надо – хватит одного. Мангал я, кстати, сделал, а вот мясо придётся взять в автокухне, синтезаторы на платформах не делают сырое. Ну, так как?
Валентина покачала головой, немного кокетливо надувая губы:
– Почему бы и нет? Давайте попробуем. Вот только дрова где возьмёте? Хотя, стоп, погодите: можно сделать древесный уголь в синтезаторе.
– Вы правильно мыслите! В общем, давайте так: с вас мясо и площадка, а с меня всё остальное, идёт?
– Договорились!
– Ну и – когда?
Валентина подумала: завтра она вылетит в центральный купол колонии, чтобы лично передать материалы с предложением. Возможно, увязывание всех вопросов займёт день-другой, и придётся ночевать там же.
– Давайте через два дня. В общем, свяжемся.
Алексей поклонился, щёлкнув каблуками, и пошёл к трансмобилю, стоявшему на обширной площадке верхнего уровня платформы. Помахал рукой – и юркая машина пулей унеслась в темноту.
Валентина тоже помахала в ночь на прощание и спустилась вниз, унося туда же букет цветов.
* * *
Когда в конце второго дня она с большим пакетом мяса, прихваченным из столовой в куполе, прилетела на платформу и поднялась на смотровую площадку, там стоял огромный букет цветов – и не в банке, а в роскошной хрустальной вазе.
Валентина положила на пол пакет, взяла букет, не обращая внимания на капавшую с цветов воду, и тихо засмеялась, глядя на север, откуда должен был прилететь трансмобиль.
Больше всего Фёдор Пошивалов не любил раннее утро, когда бессонница нещадно дерёт глаза, а на востоке разгорается заря ещё одного бессмысленного дня. Он не просто не любил, он ненавидел утро – любое. Началось это три года тому назад, когда он безработным вышел из больницы и по-настоящему понял, что именно утром сильнее всего ощущается, что остался совершенно один.
Вечера воспринимались полегче – вечером, когда он заскакивал в «Шерлока Холмса» опрокинуть пару-тройку рюмок чего-нибудь крепкого, возникала иллюзия «компании». Друзей или бывших сослуживцев у него в городе не осталось, а кто остался – либо связались с бандитами, либо спились.
Пошивалову нравился «Шерлок Холмс», тем более кафе находилось недалеко от дома. Владельцы оборудовали заведение по образу и подобию английского паба – ходили слухи, что управляющая ездила в туманный Альбион «перенимать опыт». Тут было дороговато – но всё натуральное, без балды: виски «Баллантайнс» или «Джонни Вокер», настоящий эль и без фантазии, добротные английские закуски к ним. К тому же тут собирались вполне пристойные люди, и создавалась атмосфера почти домашнего уюта. Не гремела «живая» музыка, никто не раздражал, не лез с разговорами – и в то же время, как ни странно, витал дух некой «доброй старой компании».
Фёдору это и требовалось: неторопливо выпить две-три рюмки, после чего, отрешённо поглазев на публику, неспешно двинуться домой и завалиться спать. Затем, если удавалось заснуть, встать утром – и снова дожидаться вечера.
Он никогда не садился за столик, но иногда вступал в мимолётные разговоры у барной стойки. Разговоры велись так себе: о политике и экономике, о терроризме, о расширении НАТО на Восток, о китайской экспансии в Сибири, о ситуации на Украине и в Грузии, и тому подобные.
Собственные слова ему казались шаблонами, которыми он прикрывал пустоту, создавая видимость заинтересованного диалога в полумраке «британского паба», занесённого в центр России ветрами предпринимательской активности. И поэтому он часто цитировал дикторов телевидения и международных обозревателей, с которыми, в общем, был согласен – даже с теми, кто высказывал противоположные точки зрения. Потому что, вдумавшись, долю здравого смысла можно было найти у каждого.
Фёдор подсчитал, что денег, накопленных в семейной жизни, и которые ему теперь не особо нужны, хватит на пять-шесть лет подобных сидений в баре – он почти ничего на себя не тратил. Что будет потом, думать не хотелось. Может быть, он найдёт работу: даже когда стукнет пятьдесят, охранником его возьмут везде с превеликим удовольствием.
Мужчину, наблюдавшего за ним, Пошивалов заметил ещё когда незнакомец первый раз появился в «Шерлоке Холмсе». Роста высокого, на вид лет сорок-сорок пять, крепкий, подтянутый. Незнакомец устраивался за дальним столиком и потягивал эль.
Пошивалов, заметив, что за ним наблюдают, даже спиной ощущал взгляд – свойство, выручавшее во всех «горячих точках», где он побывал. Вполне возможно, что мужчина тоже где-то служил или ещё служит.
На третий вечер таких разглядываний, незнакомец как бы невзначай подсел к Фёдору за стойку. Пошивалов и бровью не повёл, но внутренне подобрался: никаких разговоров с вероятным бывшим коллегой вести не хотелось. Краем глаза он видел, что мужчина, вертя стакан, поглядывает на него.
«Да пошёл ты!.. – с раздражением подумал Пошивалов. – Сейчас допью – и отвалю, на сегодня хватит».
Он допил виски, раздавив зубами остаток льдинки, и начал вставать, когда незнакомец подал голос.
– Фёдор Сергеевич, мог бы я просить Вас уделить мне сегодняшний вечер?
Пошивалов удивился: манера разговора оказалась совершенно иной, чем та, какую он ожидал. Так мог общаться не бывший коллега по «горячим» точкам, а деятель культуры.
«Имя знает, неспроста, – подумал Пошивалов. – Может, режиссёр? Хочет пригласить сниматься? Сейчас до хрена всякой боевой дребедени снимают…»
Ещё года три назад, когда служил, ему делали подобное предложение. Тогда было не с руки, а теперь сил и желания сниматься в кино он и вовсе не чувствовал. Возможно, раньше у него получилось бы, а теперь нет: играть на экране роли бравых вояк, давным-давно сыгранные и переигранные в реальной жизни, казалось смешным и до тошноты ненатуральным.
Правда, подобным манером мог разговаривать сотрудник ФСБ или аналогичной службы. Этих типов Пошивалов недолюбливал в принципе, и поэтому слез с табурета.
– А, думаете, есть смысл? – Фёдор постарался вложить в интонацию максимум сарказма.
Незнакомец не обиделся и сдержанно улыбнулся:
– Думаю, есть. Более того: уверен, что вам это поможет избавиться от душевной боли.
