Тем не менее — все же неплохой результат для «сумасшедших» предположений, а?
После этого Мост оказался неизбежен. Когда стало ясно, что мы сможем провести необходимые тесты только на поверхности самого Юпитера, нам понадобился Мост. Также стало понятно, что Мост необходимо создавать, как динамическую структуру. Он не мог быть построен до какого-то определенного размера и оставлен таким. В момент, когда его строительство будет прекращено, Юпитер просто разнесет его в клочья. Нам необходимо строить его так, чтобы он постоянно рос. Чтобы он мог сделать больше, чем просто противостоять Юпитеру, что бы он не теснил его. Сейчас Мост уже в два раза превосходит размеры, необходимые для проверки Производной Локке. И я по-прежнему не знаю, сколь долго еще мы позволим ему расти. Надеюсь — не очень. Эта штука и так уже стала монстром.
Но Сеппи, позволь мне спросить у тебя вот что. Неужели Мост действительно подпадает под запрет, который ты тогда изложил мне против гигантских исследовательских проектов? Да, это гигант. Но — гигантский ли это проект НА ЮПИТЕРЕ? Я сказал бы, что нет. Это лишь сердцевина орешка. Кусочек чердачной безделицы и ничего более. И мы не могли провести необходимые эксперименты на какой-то другой планете.
Всех богатств Ормузда или Инда, а быть может — и всего мира за многие века, не хватило бы для оплаты Манхэттенского проекта, увеличенного до соответствия размерам Юпитера.
В дополнение — хотя это и произошло случайно — очевидный гигантизм, сопутствовавший проекту, оказался полезной частичкой. Слоноподобные исследовательские проекты возможно уже и отыграли свое, но правительственные бюджетные агентства привыкли к ним и считают их нормальными. Привлечение в одно из таких агентств Объединенной Комиссии позволило вывести многих ее членов из коматозного состояния. Это так же позволило нам получить такие ассигнования, которые мы никогда бы заполучили иным образом. Потому, что люди привыкли ассоциировать подобные проекты с исследованиями по оружию. Так что прости меня, но это определенного рода наука, как и политика. И кроме того, это весьма наглядно показывало, что я НЕ следовал подозреваемому совету подозреваемого доктора Корси. Здесь я в долгу перед тобой, хотя это едва ли должная отплата, что я очень хотел бы сделать по-настоящему.
Но говорить здесь о политике разработки сумасшедших идей я не собираюсь. Только о конкретных результатах. Ты должен знать и то, что и у этого метода есть свои недостатки.
К этому времени, ты уже, наверное, знаешь об исследованиях по антинекротику и что в результате у нас получилось. Я разговаривал с людьми, которые могли оценить, каковы шансы на успех. И мне удалось получить их общее согласие насчет того, как мы должны действовать. Столь прямолинейный подход показался мне неплохим с самого начала.
Я немедленно подключил сотрудников «Пфицнера» к работе, так как у них уже имелись ассигнования от НСЗ для проведения подобных исследований. И НСЗ не будет настороже, чтобы заметить мгновение, когда цель «Пфицнера» изменится. Когда вместо старости речь уже пойдет о самой смерти. Но мы также не упускали из виду и сумасшедших. И очень скоро мы нашли настоящего чудака.
Человека по имени Лайонс, настаивавшего на том, что стандартная гипотеза Лэнсинга, постулирующая существование токсина старения, прямо противоположна истине. (Я вдаюсь в этот предмет с определенной долей наслаждения потому, что подозреваю — ты знаешь об этом столь же мало, как и я. А в подобной ситуации я оказываюсь совсем не часто.) Он заявил, что на самом деле происходит следующее. Именно МОЛОДЫЕ матери передают своему потомству какую-то субстанцию, делающую их более долгоживущими. Утверждение Лэнсинга, что именно пожилые матери передавали свои качества потомству, и субстанция, переносимая при этом ускоряла процесс старения — бездоказательно, утверждал Лайонс.
Что ж, это, признаться, словно швырнуло нас в какой-то водоворот. Закон Лэнсинга — «Старение начинается, когда кончается рост» — считался молитвой геронтологов многие годы. Но у Лайонса имелось неплохое теоретическое обоснование. В частности, он указал на то, что все долгоживущие ротиферы Лэнсинга явственно показывали наличие характеристик, свойственных полиплоидным индивидам. В дополнение к тому, что они являлись выносливыми и долгоживущими, они были необычайно больших размеров и менее плодотворны, нежели нормальные ротиферы. А вдруг вещество, передаваемое от одного поколения другому, служило как дубликатором хромосомного набора, как, например, колхицин?[17]
Мы задали этот вопрос единственному, еще живущему, студенту Лэнсинга, живой причуде, которого звали Мак-Дугал. Он ничего не хотел об этом слышать. Для него — это означало все равно что сомневаться в слове Господнем. Он говорил, что если Лайонс и прав, то как вы сможете это проверить? Ротиферы — микроскопические животные. За исключением их яиц, клетки их тел невозможно рассмотреть даже в микроскоп. Собственно говоря, на самом деле, они, как взрослые особи, похоже, не имеют клеточной структуры. Нечто вроде общей протоплазменной среды, в которой ядра разбросаны самым случайным образом, что весьма похоже на плазмодий грибковых. И прошло немало месяцев воскресений, прежде чем мы смогли взглянуть на хромосому ротиферы.
Лайонс считал, что у него на это имеется ответ. Он предложил разработать технику микротомной препарации, которая могла производить не один, а несколько разных срезов с яйца ротиферы. Он заявил, что в случае удачи, мы сможем достаточным образом усовершенствовать технологию и проделывать то же самое со спорами ротиферы и может быть, даже со взрослыми особями.
Мы решили, что необходимо попробовать. Ничего не говоря «Пфицнеру», мы задали настоящую головную боль Пирл Ривер Лэбз.[18] Мы назначили главой проекта самого Лайонса и придали ему Мак-Дугала, как консультанта (что он и делал, ежеминутно и ежедневно осаживая и осмеивая, до тех пор, пока не только Лайонс, но и все сотрудники предприятия не возненавидели его.) Все это было ужасно. Ротиферы, как оказалось, невозможно хрупкие существа. Их почти невозможно сохранить, как только они погибают, невзирая на тот уровень развития, на котором ты их останавливаешь. Снова и снова, Лайонс появлялся c микротомными срезами, которые, как он утверждал, ДОКАЗЫВАЛИ, что долгоживущие ротиферы были по крайней мере — триплоидными — или даже тетраплоидными. Любой другой эксперт предприятия Пирл Ривер, рассматривавший их, ничего не видел, кроме какого-то пятна, которое могло быть хромосомами ротиферы. С равной вероятностью это могло оказаться газетной автотипией серой кошки, прогуливавшейся по пушистому ковру в густом тумане. Сравнительные тесты — производство на свет полиплоидных ротифер и других особей при помощи таких средств, как колхицин, и последующее их сравнение с особями, произведенными классическим генерационным методом Лэнсинга и Мак-Дугала — в равной степени давали неопределенный результат. Наконец, Лайонс решил, что ему нужно доказать свои результаты с помощью самого дорогого и самого большого в мире рентген-микроскопа. И именно на этой стадии мы его и прикрыли.
