— Заказ сделан государственным лицом, и я не думаю, что он будет оплачен из личных средств господина Люссака. Сколько это может стоить, Норм?
— Дорого, — последовал незамедлительный ответ. — Исполнение плюс коэффициент за срочность и коэффициент за конфиденциальность. Считайте, платит вся ваша планета.
Зиглинда делает это с Эстергази. Опять.
— Черт! — воскликнул Гросс, ударяя себя по колену. — Черт. Я готов сделать что угодно как человек... и как мужик. Но я тоже государственное лицо. Я часть всего этого механизма. Я... я не могу против. Я получаю тут деньги, и... я двигаю это вперед, и двигать назад — это будет измена.
— Я же не предлагаю вам, — деревянным голосом заявил Кирилл, — немедленно реставрировать меня на трон. Даю вам честное мое слово: с режимом я не воюю. Я хочу, чтобы вы помогли мальчику и женщине.
Гросс в панике оглядел молчащих Шельм.
— Давайте, — вздохнув, предложил он, — я выйду в отставку и тогда — что угодно. А? Летать, стрелять?
— А черта ли нам в твоей отставке, Первый? — спросил Вале. — Ты нам нужен тут. Нам подписывать путевые листы придется. Переводить деньги. Твое служебное положение, знаешь ли, на дороге не валяется. И без тебя найдется, кому пострелять. Ты сам знаешь: каждый воюет на своем посту. Это была твоя торпеда, Гросси. Ты. кое-что должен этому мальчишке. Он осиротел вместо твоего.
— Я знал, что однажды мне напомнят, — Гросс сказал это почти зло. — Но хоть план у вас есть?
— У нас есть кое-что получше плана, — откликнулся Кирилл.
— Что может быть лучше хорошо продуманного плана?
Император сделал драматическую паузу. Да, знаю, неуместно и даже пошло. Но мочи нет, как хочется.
— Назгулы, — сказал он.
— Назгулы, — откликнулся Гросс. — Значит, они все-таки у вас. Ходили разные слухи...
Вале насмешливо улыбнулся: он ни минуты не верил, будто Император мог сбросить такие козыри.
Президент был не слишком любезен к местным чиновникам, даже если они выдвинулись уже при нем: предпочитал команду, привезенную с собой. Он, если уж говорить напрямую, вообще не был любезен, но дело того стоило. Рейнар Гросс терпеть не мог начальство. И риск он не любил, полагая, что отрисковал свое в молодости, служа заклепкой в «железном щите» Зиглинды.
— Дело вот какое, — начал он. — Вы, господин Президент, наверняка помните, что при передаче военного имущества кое-что ценное... было утрачено. Я бы даже сказал — чрезвычайно ценное.
— Ну? — сказал Люссак. — Примерно представляю, о чем речь. Контрразведка Федерации обшарила все барахолки, где продается военное старье, в поисках этого... ценного, а теперь вы хотите сказать, что все это время информация была у вас в руках?
— Была бы она у меня в руках, я бы к вам раньше ее принес, — ответил простодушный гигант. — Л сейчас у меня в руках кое-что получше информации.
Президент откинулся в кресле и скрестил руки на груди. До чего ж ротик у него маленький. Как он от пирога кусает — уму непостижимо. А ведь такие куски отхватывает... кто бы другой давно подавился.
— У вас есть Назгул?
Замминистра молча медленно наклонил голову.
— Где они были все это время?
— Император выпустил их, как голубей. Дрейфовали в системе, незамеченные. Одного из них и взяли, когда у него батареи сели.
— Почему об этом не докладывает министр?
Гросс пошевелил уголком рта, это значило у него: «Вы меня понимаете?»
— Информацию принесли мне, — сказал он.
Люссак понял его правильно.
— Этого слишком мало, чтобы я поменял местами фигуры в правительстве. Эти сущности, Назгулы, — он усмехнулся, вспомнив первоисточник, — насколько я понимаю, формировались из упертых имперцев. Насколько эта находка полезна и... безопасна?
— Должен же кто-то заряжать ему батареи, — усмехнулся Гросс. — Эти ребята до смешного похожи на людей.
— Что я буду делать с ним одним?
— Где один — там и сто.
— Как вы себе это представляете, Гросс? Технология-то утрачена.
— Есть одно местечко в Галактике, где за деньги делают все.
— Знаю, — фыркнул Президент, — Фомор.
— Никак нет. Я говорю о серьезной науке. Шеба.
Если съер Президент и вздрогнул, то где-то слишком
уж внутри. Гросс не заметил.
— Я вижу, вы уже все продумали.
— Я думаю, мы могли бы отвезти Назгула им. Пусть посмотрят, как это устроено, и сделают нам такого же.
— А если не нам одним? Трудно представить, чтобы Шеба утаила в мешке шило, если это шило она может выгодно продать.
— Во-первых, господин Президент, все исследования будет курировать наш спец. Специалиста, с вашего позволения, я подберу. Поворчат, но согласятся. Не всякий раз им выпадает такую птицу препарировать. А во-вторых, тело-то Назгула, Тецима-IX, все равно наше. Лучшего пока нет. Даже один Назгул — штука замечательная хотя бы в том смысле, что если он у вас, то, значит, у конкурентов его нет. А уж если у вас будет технология... и вы, а не кто-нибудь другой, положите ее перед правительством Земель, осмелюсь заметить, вы расчистите такой плацдарм для продвижения вперед, что народ по головам полезет, чтобы только играть с вами в одной команде.
Беспамятство перетекло в сон, а сон был тревожный и заставил Натали беззвучно всхлипывать. Будто бы там, в промороженном подземном хранилище на Сив, она сидит, ожидая, пока Рубен переговорит с Брюсом. Сидит на ящике, прислонившись спиной к шасси, и Назгул над головой — как грозовая туча. Во сне она видела Рубена машиной, и это обескуражило ее, потому что во время войны, когда Натали летала с ним каждый день, он был для нее и человеком, и мужчиной. Землей, чтобы на ней стоять, водой, чтобы утолить жажду, и самим воздухом, чтобы им дышать. А теперь щеки ее были мокры от горечи: ведь оказалось, что, просидев на диване эти двенадцать лет, она двигалась куда-то и пришла в то место, где всем этим он быть перестал.
Когда-то ей хватало одного голоса в темноте. Теперь ей нужны руки, чтобы обняли ее. Хоть кричи, как нужны. Горячие руки. Пять минут — и я снова буду сильной.
Я не одна. Чувство достаточное, чтобы от него проснуться. Натали лежала с закрытыми глазами, ощущая влагу на щеках, — приходила в себя и вспоминала, что было. То же чувство, что подсказало насчет чужого присутствия, позволило определить, что снаружи темно. Работает какое-то электронное устройство, слышно его жужжание. Сориентировавшись в темноте прикрытых век, Натали поняла, что лежит на боку, с коленями, подтянутыми к груди. Напрягла запястья — на них не было пут.
Тогда она позволила себе открыть глаза. Все, что произошло, она помнила так отчетливо, словно это случилось прямо сейчас, но только до определенного момента. Следовало быть осторожной.
