От «Восхождения правосудия» протянулись огненные струи. Потоки завихляли, закрутились в спирали, растворились и возникли вновь.
Теперь и флагман, и преследующие его корабли оказались заперты в пространстве, расчерченном как минимум четырьмя десятками плазменных зарядов, перемещающихся по непредсказуемым траекториям со столь же непредсказуемо изменяющимися скоростями.
Три сферы бурлящего пламени возникли прямо перед одним из вражеских крейсеров и растеклись по его носу. Первая же из торпед полностью выжгла энергетические щиты, а вторая и третья — проплавили броню и проложили себе путь на внутренние палубы. Из пробоин вырвалась атмосфера, и корабль закрутился, подобно юле.
— Становится жарковато, — проворчал сержант Джонсон. — Зато эти любители пострелять такими темпами поджарят самих себя. Вы только посмотрите, они готовятся дать еще один залп.
Орудия ковенантов раскалились и выпустили очередной поток плазмы. Управляемые снаряды тут же сбились с курса, забурлили, исчезли и появились вновь, запрыгав по пространственному пузырю.
— К сожалению, сержант, — произнесла доктор, и от ее голоса любого кинуло бы в дрожь, — мы не в лучшем положении.
— Кортана, — приказал Мастер-Шеф, — немедленно опусти аварийный люк в летном ангаре. Выполняй!
Вниз скользнули стальные ставни трехметровой толщины.
За секунду до этого менее чем в полукилометре от лица Сто семнадцатого промчался плазменный луч — это было достаточно близко, чтобы внутренняя температура в ангаре, даже невзирая на щиты, подскочила на двадцать градусов.
Ставни раскалились докрасна, когда следующий заряд ударил во флагман. Серебристая пленка щитов распалась, подобно разбившемуся зеркалу. По лицевому щитку Джона пробежали статические помехи, а окружающая спартанца энергетическая аура замерцала.
Перед тем как ставни окончательно опустились, Мастер-Шеф увидел, что еще одна торпеда врезается в носовую часть флагмана. Передние щиты «Восхождения правосудия» замерцали и померкли, но выдержали. Хотя и с трудом.
Аварийный люк коснулся пола и встал в замки с едва слышимым хлопком.
— Пусковой ангар герметизирован, — доложила Кортана.
— Всем машинам — полный ход, — приказал адмирал Уиткомб, — а то нам скоро придется добираться вплавь. — Он огляделся и нахмурился. — Шеф, покажи-ка мне дорогу на мостик.
— Слушаюсь, сэр! — Сто семнадцатый направился к коридору, уходящему в глубь корабля.
Следом потянулись остальные спартанцы и члены экипажа.
На ходу Уиткомб оглянулся на доктора Халси:
— Кэтрин, ты не могла бы в простых словах обрисовать, что здесь происходит? Если мы видим вражеские крейсера, а они видят нас, то почему мы не попадаем друг по другу?
«Восхождение правосудия» легло на левый борт, и откуда-то сверху донеслось эхо разрывов. Искусственная гравитация была нарушена, и палуба накренилась. Все зашатались, а доктор Халси повалилась на пол.
— Первая и седьмая турели уничтожены, — доложила Кортана.
Уиткомб помог доктору подняться. Та нервозно огляделась по сторонам.
— Думаю, — сказала она, — тот инопланетный артефакт каким-то образом создал вокруг нас пузырь. Физики полагают, что измерение Шау-Фудзикавы представляет собой сверхплотную версию реального пространства, многократно наложенную на саму себя, точно клубок ниток. А теперь представьте, что наш клубок, — она сцепила пальцы, — еще и перепутался. И к тому же не образован цельной нитью. Плазма, свет и материя перепрыгивают с одного обрывка на другой при малейшей квантовой флюктуации.
— Но если все дело в этом, доктор, — произнес лейтенант Хаверсон, — тогда что вы скажете насчет нашего корабля? Почему же мы еще не развалились и не полетели по триллиону случайных направлений?
— Все дело в массе корабля. — Халси поправила очки на носу. — Представьте себе окружающее нас пространство как смятую простыню. Если опустить на нее что-то достаточно тяжелое, оно спокойно пройдет по ней, расправляя складки.
Мастер-Шеф остановился возле массивных дверей и, подняв руку, призвал остальных последовать своему примеру. Затем он коснулся панели управления, дождался, пока створки разойдутся, шагнул на мостик и осмотрелся, держа винтовку наготове.
— Все чисто, — наконец сказал он.
Хаверсон сразу же направился к центральной платформе.
— Кортана, — велел лейтенант, — выведи на экраны тактическую обстановку.
На внешних стенах возникли сведения по местоположению вражеских кораблей и траекториям плазменных зарядов. Последние все множились и теперь плескались туда-сюда, подобно ряби в чашке со взболтанным чаем. Очередная торпеда растеклась по носу «Восхождения правосудия».
Мастер-Шеф почувствовал, как палуба под его ногами закачалась от взрывной декомпрессии, произошедшей в соседних отсеках.
Повреждены инженерные палубы, — доложила Кортана. — Уничтоженные отсеки перекрыты. Пожар на нижних уровнях. Пытаюсь их изолировать и откачать атмосферу.
Дежа, занимавшаяся обучением спартанцев в детстве, часто рассказывала о великих морских сражениях тех времен, когда люди еще не путешествовали к звездам. Дети узнали про Пунические войны, и про битву при острове Мидуэй, и о чудовищном поражении, понесенном Ксерксом в столкновении с афинским флотом. Дежа также объяснила им, что в море всегда был враг куда более опасный, чем разумный противник, и имя этому врагу — природа. Скрытые течения и тайфуны способны сокрушить самые могучие боевые суда, наплевав на все планы гениальных капитанов.
«Восхождение правосудия» сейчас шло сквозь море огня… и постепенно разваливалось на части.
По флагману прокатилась дрожь; в коридоре, ведущем на мостик, забили огненные гейзеры. Раздалось шипение вырывающейся атмосферы.
Обрушился аварийный люк, и все стихло.
Сержант Джонсон потряс головой, пытаясь избавиться от звона в ушах из-за резкого перепада давления.
— Предлагаю убраться из этого пространственного гибрида и нормально сразиться.
— Вот-вот, — поддержал его Локлир. — Или вообще избавиться от кристалла, если вся эта шумиха началась из-за него. — Десантник вытащил пистолет. — Один выстрел, и бабах! Проблема решена.
— Не сметь! — отрезала Халси. — Выскочив в реальное пространство, мы окажемся нос к носу еще с дюжиной крейсеров. Кроме того, уничтожение кристалла может привести к схлопыванию пузыря. И все, что оказалось в нем, сожмется в единую массу. Как понимаешь, мы вряд ли это переживем.
На лице Уиткомба возникло озабоченное выражение.
