У Дарта чесались руки полоснуть по незнакомцу бластерным лучом и на опыте проверить, так ли уж он неистребим. Но простая учтивость требовала выдержки. Дарт кивал, слушая мерный голос лексикатора, сопровождавший гудение аборигена. В конце концов— Дарт здесь гость, а этот лупоглазый — хозяин, на которого с самого начала необходимо было произвести благоприятное впечатление.
— Насколько я вас понял, вы утверждаете, что открыли препарат абсолютного бессмертия, — сказал комиссар. — Там, откуда я прибыл, ни о чем подобном никогда не слыхали, хотя наука сделала очень многое, чтобы продлить человеческую жизнь… То, что вы мне сообщили — настолько удивительно, что верится в это с трудом. Неужели кроме вас на планете нет других бессмертных?
— Ну почему же, — ответило существо, не сводя с Дарта больших круглых глаз. — Есть еще скоке.
Он издал протяжный свист и из щели под гранитной ступенью выбралось небольшое животное на восьми лапах, с неуклюжим плотным туловищем и с почти собачьей головой, па которой блестели, как угольки, три черных глаза. Скоке мелкими прыжками подскакал к гуманоиду, остановился) покрутил короткими усиками и направил их, как антенны, в сторону Дарта.
— Забавный зверек, — сказал комиссар. — Вы говорите, его нельзя убить?
— Невозможно, — подвердил четырехрукий долгожитель и пальцем одной из своих рук показал на бластер, висевший у поясе Дарта. — Насколько я могу судить, это оружие?
— Вы угадали.
— Что ж, тогда попробуйте применить его против моего скокса, и вы сами убедитесь, что все, о чем я вам рассказал — сущая истина.
Дарт, не отвечая ни слова, вскинул бластер и направил огненную струю на восьминогого зверя. Скоке смотрел на комиссара выжидательным, любопытным взглядом, покуда огненный луч скользнул по его мордочке, неуклюжему туловищу и ногам. Пламя не оказывало на него никакого воздействия, зато каменный тротуар возле скокса, задетый лучом, сплавился и почернел.
Наконец скоксу, видимо, надоел этот докучливый луч, снующий по его глазам, он недовольно фыркнул, привстал на задние лапы, в один прыжок оказался у кресла и забился под него, выставив наружу усы. Дарт расхохотался, засунул бластер за пояс.
— Теперь я, кажется, начинаю верить, — воскликнул он. — Но как это должно быть, тоскливо — не имея возможности умереть, проводить годы и столетия на безжизненной планете, среди унылых руин!
— Я давно отвык от таких чувств, как упыние, грусть, тоска и тому подобное, — ответил гуманоид. — Даже когда я вспоминаю прежнюю, залитую солнцем, оживленную планету, кипение жизни на ней, я не испытываю отрицательных эмоций. Пожалуй, лишь удивление и радостная, светлая печаль охватывают меня в часы воспоминаний… Общение с людьми мне заменяют, идеи, которые постоянно приходят мне в голову… Представьте, когда я закрываю глаза и погружаюсь в свои мысли, то годы для меня спрессовываются в минуты…
— Но какой толк размышлять над чем-то, — перебил его Дарт, — обдумывать какие-то идеи, когда никто во всей Вселенной о вас не знает? Для чего они? С кем вы можете поделиться ими на этой пустынной планете?
— Мои мысли нужны прежде всего мне самому, — ответил четырехрукий. — Это отвлечения, умозрительные построения, прелесть и глубину которых могу оценить только я — их творец. Вот совсем недавно, например, я задался абстрактным вопросом: как снова сделаться смертным?
— Ага, жить вам все-таки надоело!
— Надоело? — задумчиво переспросил гуманоид, медленно закрыв и вновь раскрыв свои большие глаза. — Не знаю… Никогда не задумывался над этим… То, что вы сейчас сказали, чрезвычайно интересно и требует длительных размышлений… Нет, — продолжал он после недолгого молчания, — не смерть как таковая, а лишь теоретическая возможность прекратить действие препарата бессмертия — вот что увлекло меня… В последнее время я упорно размышлял над этой проблемой и меня осенило несколько блестящих идей. В этом здании, — одной из рук он слабо махнул в сторону колонн, — я оборудовал лабораторию. Иногда наведываюсь туда, чтобы произвести тот или иной опыт, но чаще лежу здесь… Под звездами удивительно хорошо размышляется. Закрою глаза — кажется, всего на несколько минут, — а уже прошли десятилетия, созвездия изменили свое положение…
Дарт наклонил голову в почтительном поклоне.
— Я забыл представиться, профессор, — сказал он. — Меня зовут Гиххем Дарт, я комиссар космической полиции Карриора.
— Рад знакомству, — отозвался гуманоид. — Меня когда-то звали А-уа.
— Очень приятно, господин А-уа. Должен также добавить, что я попал сюда по независящим от меня обстоятельствам, находясь при исполнении служебных обязанностей…
— Объясните мне прежде, что такое Карриор, и это ваше непонятное выражение…
— Вы имеете в виду — космическая полиция?
— Вот именно. Что это такое?
Дарт вздохнул, набираясь терпения. Впрочем, растолковывать аборигенам отдаленных планет, что такое «космическая полиция», ему было не впервой, и он довольно бодро объяснил профессору, что Карриор — это один из наиболее развитых миров в громадной области космического пространства, называющейся Метагалактикой. Когда-то давно несколько тысяч таких миров объединились в Звездную Конфедерацию; миры эти находятся один от другого на чудовищно большом расстоянии, но перелеты через субпространство сблизили их, и более тесное общение друг с другом стимулировало научный прогресс и ускорило их развитие. Но таких высокоразвитых миров, как Карриор, Шабур, Альцебес и других, составляющих ядро Конфедерации, — сравнительно немного, гораздо больше планет, цивилизации на которых находятся еще на недостаточной ступени развития, чтобы быть принятыми в сообщество в качестве полноправных членов. В большинстве своем полуварварские, агрессивные миры, подчас со странной, извращенной моралью, технология которых позволила им пока только сделать первые шаги в освоении космического пространства. То тут, то там среди них возникают конфликты, которые чреваты самыми пагубными последствиями не только для враждующих сторон, но и для соседних миров; нередки случаи захвата чужих поселений, вторжений на мирные планеты и нападений на межзвездные торговые корабли. Поэтому миры-учредители Конфедерации договорилиса разделить Метагалактику на сферы своего влияния, чтобы контролировать ситуацию в космосе. Та часть Вселеиной, где обнаружена планета А-уа, относится к сфере влияния Карриора. Сферы влияния, в свою очередь, разделены на секторы — участки, каждый из которых охватывает десятых тысяч звездных систем. За порядок в секторе отвечает специально назначенный полицейский комиссар.
