— Нина Львовна, — заметив меня, она подскочила на месте, вытянулась. — Прошу прощения за своё поведение, я… вспылила.
— Я поняла. Садись, — кивнула ей и опустилось в кресло напротив. — Что случилось? Что такое натворил этот пассажир? Приставал? Он, кстати, вообще гуманоид, вы проверили?
Накамура ожидания оправдал. Ольга по его распоряжению взяла у Нану кровь, провела ещё какие-то измерения. Пассажир не возражал, наблюдал за её действиями с большим интересом и неизменной улыбкой, и поначалу всё было прекрасно. Выяснилось, например, что биологически, несмотря на все вопросы и непонятки, Нану — почти человек. Имелись некоторые различия в геноме, но, со слов нашего эскулапа, с возможностью свободного скрещивания при хорошей вероятности появления жизнеспособного потомства.
Всегда восхищалась, как эти биологи и врачи умеют называть вещи своими именами.
Вёл себя ксенос, вопреки моим предположениям, исключительно прилично. Правда, на вопросы о цели путешествия только загадочно улыбался и спокойно отвечал, что это его цель и его путь, и не стоит взваливать себе на плечи чужую ношу. По собственному признанию, поначалу под его немигающим всезнающим взглядом Ольга чувствовала себя неуютно, но потом ничего, освоилась.
А потом начала ловить себя на том, что косится на Нану с интересом, как на привлекательного мужчину. Прихорашивается, пытается оказаться ближе, дотронуться. Первое время гнала от себя эти странные мысли — шимка же гормоны блокирует, откуда бы им вообще взяться? Но дальше стало хуже. Когда Ольга принесла пассажиру обед и попыталась заняться своими делами, через несколько минут рядом с мужчиной она диагностировала у себя тахикардию, учащённое дыхание и, самое главное, такую нездоровую степень сексуального возбуждения, что в какой-то момент едва не полезла к Нану с поцелуями и непристойными предложениями.
После этого она и примчалась ко мне на КП просить самоотвод.
— И как медицина может такое объяснить? — полюбопытствовала я, сразу опустив все уточняющие вопросы. В симметричной ситуации Хенгу я бы, конечно, поверила не сразу, если бы вообще поверила, но Оля — это Оля.
— Никак, — хмуро буркнула фельдшер. — То есть я подумала, конечно, про феромоны, афродизиаки, про направленную стимуляцию отдельных центров мозга и введение гормонов, но ведь не было ничего! И шимка продолжает работать в режиме подавления! Нина Львовна, можно я к нему больше не пойду? Я мужа люблю, а это… Это противоестественно!
— Отставить панику, — поморщилась я. — Никто тебя на путь разврата и морального разложения толкать не станет, успокойся. Иди к себе, я подумаю, что со всем этим делать.
— А я… не могу к себе, — призналась Ольга, опустив взгляд. Щёки её заметно заалели. — Он же там. То есть его же в лазарет поселили, а он с фельдшерской смежный…
— Ага, — глубокомысленно кивнула я. Пару секунд молча разглядывала мичмана, потом активировала шимку, подключаясь к системе наблюдения, свободный доступ к которой был у меня и, с некоторыми ограничениями, у мозгоящера.
Нану сидел на койке с прямой спиной, как-то хитро скрутив перед собой ноги и расслабленно положив ладони на колени. Спокойное лицо — воплощённая невозмутимость. Так и не скажешь, что четверть часа назад над бедной девочкой цинично издевался.
Как именно ксенос воздействовал на Ольгу и почему именно так, я понятия не имела, но не сомневалась: делал он это целенаправленно. Может быть, даже для того, чтобы опять пересечься со мной. Не знаю, на кой ему сдалась именно я, но вариант напрашивался сам собой, не просто же так он прощался «до скорой встречи»!
Вопрос состоял в другом: что теперь со всем этим делать? Приказать Ларюшиной пойти — пойдёт, никуда не денется, только какой в этом смысл? Просто сделать девчонке гадость? И ради чего, ради принципа? Нет, откровенно дерьмовый вариант, его даже рассматривать не стоит.
Ну а если не идти на принцип, то можно либо отправить кого-то еще вроде Зульфии и посмотреть, чем дело кончится, либо пойти уже самой и прямо спросить, что этому мужику надо от нашего экипажа вообще и меня в частности — если ему действительно зачем-то понадобилась я.
Я наблюдала за Нану секунд двадцать, и всё это время он не шевелился и даже как будто не дышал. Спал, что ли, в такой странной позе?
Однако еще через пару мгновений он опроверг это предположение, вдруг открыл совсем не сонные, спокойные глаза, — и уставился прямо на меня. Густая, бездонная чернота зачаровывала, как вид открытого космоса, и пару мгновений я, загипнотизированная, тонула в этой тьме. А потом Нану улыбнулся — широко, солнечно, в черноте его глаз отчётливо блеснули звёздные искорки, — и приветливо кивнул.
Наваждение исчезло. Я, вздрогнув, очнулась и спешно отключилась от системы наблюдения, словно меня застукали за чем-то неприличным. И только потом мысленно ругнулась, досадуя на себя. Ну посмотрел он в камеру, и что? Совпадение впечатляющее, но не могу же я всерьёз поверить в то, что ксенос почувствовал взгляд через неё и, больше того, узнал смотрящего!
— Ладно, плюк с тобой, — решила наконец. — Пока я тебя от общества этого типа освобождаю, до выяснения. Его переведём из лазарета в каюту, благо одна свободная есть. Пошли, заберу пациента сразу.
— Спасибо! — облегчённо улыбнулась фельдшер. — Только можно я сначала к механикам зайду, меня там… просили зайти… — Под моим насмешливым взглядом она стушевалась, но доврала до конца.
— Трусливо и низко — бросать своего командира на поле боя, — укорила я со смешком. — Ладно, проваливай. Только никому не говори, что я сегодня такая добрая.
Выпроводив фельдшера, я сделала зеркальной поверхность шкафа, расправила плечи, одёрнула форму и поправила пилотку так, чтобы кокарда была ровно посередине. Потому что страхи свои надо встречать лицом к лицу, а этот ксенос… Да, как ни обидно это признавать, он пугал, в чём я окончательно уверилась пару минут назад, заглянув ему в глаза через визор камеры.
Непонятный, странный, но при этом — почти человек. Будь он чуждым существом вроде гигантских разумных пауков с Верьи или способных принимать любой облик тексан — разумных колоний микроорганизмов, и странности его не казались бы такими уж зловещими. Но заявление Накамуры о генетическом сходстве сбивало с толку и заставляло вспоминать всяческие зловещие фантастические истории. Εщё Никвас с этими своими страшилками, зараза!
Как обычный человек без каких-то внешних маскировочных средств может вдруг становиться невидимым для камер наблюдения? Как и с помощью чего он влиял на Ольгу?
И, главное, зачем?! Зачем… всё? Зачем воздействовать на фельдшера? Зачем пропадать из поля зрения камер — чтобы показать, что может? Зачем он понадобился нашему командованию или оно — ему?
До лазарета было недалеко, но за эти несколько секунд я успела дойти от растерянности и опасения до тихой злости.
— Нина! — обрадованно улыбнулся ксенос, поднимаясь мне навстречу. — Я рад, что ты пришла.
Он выглядел настолько по-детски искренним и довольным, что я поперхнулась всеми заготовленными ругательствами и претензиями, а также очередным требованием обращаться ко мне по уставу. Пару мгновений просто стояла в дверях, пытаясь сбросить очередное наваждение и избавиться от навязчивого желания улыбнуться в ответ.
— Пойдём, — буркнула хмуро. — Нечего занимать лазарет, у нас свободная каюта есть.
— Как скажешь, — легко согласился Нану и бесшумно выскользнул наружу, когда я отступила в сторону, освободив проём.
Пока молча шли до каюты, я всё больше нервничала. Рядом с ксеносом, да еще наедине, было не по себе, и на привычные страхи это не очень-то походило. Скорее, на совсем забытые детские робость и неуверенность, и это злило.
Пытаясь успокоиться, я старалась не смотреть ему в лицо, а поскольку взгляд всё равно норовил поймать спутника, предпочла сфокусироваться на босых ногах. Красивые ступни, если вообще уместно думать такое о странном инопланетянине через несколько часов знакомства. Узкие чистые стопы, ровные пальцы, кажется совсем не грубая кожа — такой вид, словно разулся он только что, а не ходил без обуви по лесу. Странные мысли, но они хоть немного отвлекали от других, еще более нелепых. Например, о том, что Нану выше меня, заметно шире в плечах и явно сильнее, и от осознания этого становится ещё тревожнее.
