Брат для волчонка 3 (СИ) - Бэд Кристиан

Сержант Нуб кивнул по-уставному. Непонятно было, обрадовался он или нет.

Командования выше сержанта у десантников не бывает. Потому даже объединённые в бригаду группы легко подчиняются и капитанам спецоновских крейсеров, и пилотам, потому что у пилотов сержантское звание имеет совсем другой вес.

Пилоты — элита, принципиально другая ступень военного искусства. Они обязаны знать стратегию и иметь системные понятия о боевой ситуации.

Рэм стратегию только учил, а боевая ситуация на Прате была занозой и для штаба Армады.

Но ему было положено улыбаться и прикидываться, что он способен принять командование бригадой, если прикажут. Он и прикидывался, не задумываясь, сумел бы или нет.

Такова была структура постхаттского ведения войны. И никто её не отменял, вот и всё.

Но, слава Белым, ничего такого Дерен пока не приказал.

Лысый сержант щёлкнул по браслету и сказал в него странное:

— …И шкурку возьми.

Рэм сдержал любопытство и правильно сделал: при нулевой репутации не хватало ему ещё с вопросами лезть.

Тем более, к ним уже спешил ещё один сержант. Не такой мощный, но плечистый, со сломанным носом и длинными волосатыми ручищами.

Вид у него был какой-то оскаленный — не улыбочка, а гримаса. Сержант нёс пакеты с формой и среднетяжёлым домагнитным доспехом.

Рэм знал, что компрессионка — тоже неплохая защита в полевых условиях. Но он здорово выделялся в обтекаемой чёрной «шкуре» среди бойцов со шкурами пятнистыми и спорить не стал.

— Сержант Добрый, — представил комбриг. — Он будет вас охранять и введёт в курс дела.

Рэм смерил вновь подошедшего удивлённым взглядом: Добрый на вид был, скорее, злой, чем какой-то ещё. Одна оскаленная рожа чего стоила. И руки эти волосатые с нарочито высоко закатанными рукавами.

Может, ему для контраста такое прозвище дали?

Возражать Рэм не стал — пусть десантура сама разбирается, кто тут добрый.

Он разобрал компрессионку, переоделся в такой же пятнистый комбинезон, как у здешних, чтобы в глаза не бросаться. И начал знакомиться с лагерем.

Принял от сержанта планы расположения, отчёты, основные задачи, тактические схемы. Благодаря Дерену, вся эта «бумажная» лабуда уже не казалось ему такой скучной.

Пролистав отчёты о боевой работе, Рэм быстро сообразил, что десантники уже неделю никаких особенных задач не решают, только патрулируют город и наблюдают за развалинами. И эта тактика, понятное дело, пока никаких особенных прорывов не приносит.

Время от времени повстанцы пытаются применить какую-нибудь дрянь, чтобы выдавить десант на орбиту: то взрывчатку, то горнодобывающую машину. Десантники успешно отбивают атаки. Вот и все происшествия.

Да ещё бывает, что кого-нибудь из местных гражданских, якобы не участвующих в боевых действиях, ловит в развалинах патруль.

— Вот, — сержант Добрый подвёл Рэма к полузасыпанному и слегка оплавленному провалу в земле рядом со стоянкой для шлюпок. — Это они под нас подкопались и пытались тут вылезти. Но отведали светочастотного и бежать. Мы за ними — да только они проход за собой обвалили.

— Давно? — спросил Рэм.

Ему лень было искать в отчётах дату ЧП.

— Так неделю назад, когда мы их пошевелили. А теперь — тихо сидят. Но на переговоры идти не желают. Воды у них — хоть залейся. Все городские водохранилища на Прате подземные. Консервы — тоже, наверное, есть. Снабжать мы сейчас не даём. И переговоры глушим.

— А медики пытались кого-то эвакуировать? У них же, наверное, раненые есть?

— Пытались, — кивнул сержант и изобразил просто душераздирающую улыбку. — Не йдут, заразы. Не верят нам. Ждут, пока нас Экзотика завоюет.

Рэм задумчиво покусал губу: ну и что он должен тут делать, если десантники и сами уже неделю бездельничают?

Облететь на малой высоте город?

Рискованно и бессмысленно. Съёмки с орбиты идут в режиме реального времени, мышь не проскочит.

— Значит, все горожане сидят под землёй? И никаких контактов? Перебежчиков? — уточнил он.

— Так точно, — отозвался сержант. — Тут ведь как оно вышло? Сначала с ними имперское руководство пыталось общаться. Ну и они до чего-то договорились, но получили потом по мозгам. Потому что опять война началась. А когда власть поменялась, они повылезли и опять получили. — Добрый рассмеялся совсем не по-доброму. — А теперь новое руководство с ними договориться хотит. А они не верят. Связи-то с сектором у них нет. Думают, верно, что мы всё ещё воюем с экзотами, только зачем-то дезу запустили про окончание войны.

— А кого вы тогда в развалинах ловите, если все жители — под землёй? — спросил Рэм. — Я же правильно понимаю: в городах жила исключительно обслуга заводов? Без семей? Заводы — военного назначения, значит, и обслуга — люди условно военные. А гражданские тут откуда? Если и были, давно должны быть эвакуированны.

— Ну, так-то оно да, — сержант Добрый почесал отросшую щетину. — У этих-то семей нет. Но прошлый Администрат…

Рэм и сержант обходили по периметру хорошо обустроенный лагерь: новенькие палатки на двадцать бойцов, столовая, площадка для игры в мяч. Десантники хорошо устроились, почти отдыхали.

В руку сержанта ткнулась выбежавшая из-за палатки собака, завертелась вокруг, выпрашивая лакомство.

Рэм улыбнулся:

— Местная?

— Прибилась, ага. Парни её балуют, а уйдём на орбиту — с собой не возьмёшь…

Собака была некрупная, рыжая, с вытянутой мордой.

— На лисицу похожа, — сказал Рэм, протягивая ладонь, чтобы собака её обнюхала.

— Да так вот и зовём — Лиска, — пояснил сержант. — Ласкается ко всем.

Собака и вправду оказалась ласковая и сразу признала Рэма за своего.

— А у нас на крейсере есть собака, — сказал он, наглаживая мягкую рыжую спину. — Откуда она здесь?

— Да оттуда же, — сержант махнул волосатой рукой в сторону развалин. Я говорю же — Администраты. Удумали, что на Прате дёшево держать военизированные приюты. Вот приютских и ловим иногда на развалинах.

— Детей? — переспросил Рэм.

— Доростков.

— И куда вы их?

— Да никуда. Допрашиваем и отпускаем. Нету по ним никакой команды. Может, и шпионят, но не убивать же? Да я вам показать могу. Поймали с утра одного. Замполич приказал передержать до заката, а то по этой мелочи и свои бывает стреляют. Мы же не звери какие.

— Лиска! — закричал дежурный. — Жрать!

Собака благодарно ткнулась в ладонь Рэма носом и унеслась к палатке-столовой.

— Вы ужинали, господин пилот? — спросил сержант. — А то прикажу, чтобы накормили.

— Покажите сначала вашего пленника, — попросил Рэм.

Всё-таки Дерен велел наблюдать, а это — хоть какая-то достопримечательность. Не камни же изучать?

Прекрасный помпезный «Гойя». Белые переборки. Палуба пружинит под ногами. Шумит магнитка — сила тяжести почти планетарная. Здесь не надо столько пахать в спортзале.

На «Персефоне» тоже бывает нормальная сила тяжести, когда она на рейде. Висит где-нибудь на орбите, но такое в спецоне нечасто.

Если корабль постоянно перемещается, нет времени на калибровку орбиты, и тяжесть на корабле бывает — как повезёт. В пределах терпимого, конечно, но не всегда комфортного.

А вот на «Гойе» имеется пятый реактор — магнитный. Создающий собственное ядро тяготения. Только сражаться с таким реактором, если он активирован — безумие. Ну, так «Гойя» и не сражается…

— Ты чего такой задумчивый, Вальтер. Как там дядя, здоров? — спросил комкрыла, жестами разогнав ординарцев. — Пойдём-ка ко мне, в капитанскую? Давно я тебя не видел…

— Дядя — жив и здоров, — рассеянно отозвался Дерен, разглядывая развешенные в холле перед капитанской картины — голомозаика и проекционная живопись.

Никакого «дяди» у Дерена не было. Комкрыла намекал на главу союза Борге, саттара Изури Гойиа. Мало кто знал, что «Гойя» получил имя совсем не в честь древнего художника.