сработало что-то автоматическое)…
…Итак, что пишут авторитетные социологи и медики о постугманизме? Почти ничего. Вместо этого — разбор последствий серого рынка генвекториков, где по доступной цене любой мог купить ампулу с раствором модифицирующего вироида для инъекции. Всего одна заражающая доза — и биохимия организма за несколько месяцев существенно перестраивается. Иногда перестройка приводит к тяжелым последствиям, однако, как правило, получается примерно то, что указано в описании. Так 7 лет назад ксианзан (первый массовый «серый» генвекторик) породил движение аргонавтов. Была запущена цепочка последствий, которая привела через год к Вандалическому кризису: жуткой вспышке терроризма в Европе, и установлению режима хуррамитов в Ливии. Диспропорции на мировых рынках из-за ливийского промышленного пиратства — лишь надводная часть опасного айсберга. Намного опаснее те последствия, которые пока не проявились в полной мере. Постгуманистическая мода на генную модификацию стала распространяться, прежде всего, среди протестных субкультур молодежи и стариков… Дальше было много букв на абстрактно-культурные темы (которые Кристина просто пропустила), и в конце грозное: «мировые эксперты предупреждают: Европа на пороге Великого регресса до первобытного уровня, как после крушения Рима в V веке н. э…
…
*5. Когда все дороги ведут к Чубакке
…Любая социальная концепция, попавшая в СМИ, подвергается критике, и Кристина нашла в сети критический ответ на эту публикацию. Вот что в нем говорилось: Экономический цикл Европы (и всех стран ОЭСР) устарел еще в XX веке. Он требовал растущей армии молодых неквалифицированных трудящихся готовых за гроши стоять на конвейере, собирать урожай с грунта, и развозить товары, крутя баранку грузовика. Но демографический переход лишил экономику этого притока трудового мяса, и все стало рушиться. Затыкание дыр гастарбайтерами и сверхэксплуатацией ничего не решали по существу. К 2020-м ОЭСР-сообщество утратило даже видимость благополучия, так что прекариат (класс, живущий минимальными или эпизодическими заработками) оказался самым массовым. По плану туда постепенно должны были упасть все, кроме крошечной сверхбогатой элиты, ставшей единственным интересантом сохранения цикла. Ради нее старикам следовало быстро умирать, не тратя социальные фонды. Ради нее молодежи следовало работать и регулируемо размножаться, но не жить. Так миллионы людей без социальных шансов стали искать шансы или в эмиграции за край света или в изменении своей биологии. Успех биопанка (постгуманизма) был предрешен, и первая же массовая доступная биопанк-технология развалила остатки экономического цикла. Прекариатная молодежь теперь не вынуждена уродоваться за гроши — она уходит в биопанк-дауншифт, глубокий, как Марианская бездна. Прекариатные старики теперь могут не умирать по программе экономии фондов, а применить биопанк-реверс (семейство грубых подобий эликсира молодости, с жуткими побочными эффектами). Элита старается подавить эти биохимические мятежи путем административных репрессий, т. н. «войн крови»…
На этом моменте Кристину отвлек звук вроде нарастающего гудения, переходящего в непрерывный гром. Над морем вспыхнул трепещущий опрокинутый огненный язычок — казалось, это огромная свеча, заколдованная так, чтобы гореть пламенем вниз. Могло показаться, что эта свеча неподвижно зависла над морем, но иллюзия быстро исчезла: огненный язычок метнулся вверх, совершил световую трансформацию, стал похож на фиолетово люминесцирующую медузу, и растворился среди подмигивающих звезд. В общем: состоялся старт сверхтяжелой ракеты класса «Индиго». Тот самый старт, из-за которого генерал Штеллен завис в офисе. Предположив, что процедура запуска прошла удачно — значит, фуршет, так что генерал уж точно зависнет еще на полчаса, Кристина продолжила чтение:
…Цель «войн крови»: втиснуть людей в заданный график рождения, взросления, труда, размножения и смерти — но это противоречит официально-либеральной идеологии. Для прикрытия цели выдумывают всякие нелепости, опирающиеся на «гуманизм» который, похоже, уйдет в обсценную лексику (вслед за «толерантностью» и «демократией»). По существу, гуманизм сделался культом очевидных дефектов биологического устройства человека. Их исправление табуировано, а значит, табуирован потенциал человеческого развития — роста качества жизни и расширения ареала. Человек без модификации сумел освоить лишь четверть поверхности Земли, что тут говорить о космической экспансии? Вторая Лунная гонка стала фарсом, а Марсианская экспедиция не состоялась — хотя вся техника готова и проверена. Нет астронавтов. Для немодифицированных людей в такой экспедиции слишком серьезен риск. Частные космические фирмы уже провели тесты с модифицированными людьми, и доказали снижение риска на порядок, однако крупные космические агентства и концерны опасаются использовать их. Ведь «гуманистическая политкорректность» в таком случае будет нарушена. Впрочем — ситуация изменилась с появлением объекта Чубакка. В отличие от Луны и Марса — которые никуда не денутся, Чубакка — за три года уйдет из радиуса досягаемости, и будет потерян уникальный шанс исследовать звездолет сверхцивилизации (ничем иным такой объект не может быть, это очевидно любому, кто ознакомился с предварительными данными о нем)…
Тут Кристина отметила, что автор плавно переместился с критики официозного обзора постгуманизма к обсуждению чубакканавтики. Похоже, Чубакка стал информационной воронкой, притягивающей к себе любую достаточно глобальную тему… На этой точке размышления прервал звук подъехавшего авто. Взгляд с балкона не оставил сомнений: генерал вернулся — вряд ли тут кто-то еще ездит на диком гибриде багги и мини-джипа. Минутой позже (когда Кристина успела спуститься до половины лестницы) открылась входная дверь, и в гостиной (миновав прихожую) возник генерал Штеллен.
— Привет, ты чудесно выглядишь! — заявил он, глядя на Кристину снизу вверх.
— Неужели? — откликнулась она (помня, что одета лишь в его садовую рубашку, причем застегнутую на одну пуговицу). Генерал, впрочем, тоже был не при параде, а в простом спортивном костюме свободного фасона, правда, с эмблемой-логотипом MOXXI.
— Ты сомневаешься, что выглядишь чудесно? — он изобразил возмущенный тон.
— Представь: да, сомневаюсь. Ведь я не жена, и обычай не требует, чтобы я маскировала нормальные возрастные особенности фигуры чем-нибудь вроде эротического белья.
— Маскировать твою фигуру было бы преступлением против эстетики! — заявил он.
— О, Вальтер! Я люблю такие поэтичные комплементы. Даже обманные…
К моменту произнесения этой реплики, Кристина уже спустилась по лестнице и стояла примерно в шаге от него.
— Вовсе не обманные! Я так вижу! — возразил генерал.
— О! Где ты подцепил манеру изъясняться как художник-импрессионист?
— Ты узнаешь ответ, когда увидишь, с кем я работаю. Кстати, на случай если вдруг тебе интересно: у тебя расстегнулась единственная ранее застегнутая пуговица.
— Неужели? И как ты думаешь, застегнуть или…
— …Или, — ответил генерал, протянул руку, и подцепил рубашку, вызвав соскальзывание этого единственного предмета одежды с ее плеч, после чего…
…Бурная любовь случилась спонтанно прямо в интерьере гостиной, непригодном для классических европейских позиций (типа миссионерской). Зато он способствовал ряду других позиций, требующих либо акробатики, либо опоры на предметы разной высоты. Кристина и Вальтер не были акробатами, поэтому опоры оказались очень кстати. Старт
