Не доверяли, это понятно.
Примерно через час, который мы с Полиной провели, докуривая последние сигареты, нас снова вызвали к Уляничу.
Вместе с майором в штабной землянке находился худой мужчина с ранней сединой на висках. Это был единственный человек из всех, встреченных нами до сего дня на Грозном, который не ленился бриться каждое утро. Все остальные без различия возраста и звания щеголяли кто трехдневной щетиной, кто бородой.
– Знакомьтесь, – представил нас Улянич. – Инженер-капитан второго ранга Оберучев. Это, – майор заглянул в планшет, – Полина Пушкина, биолог… а это Роланд Эстерсон… авиакосмический конструктор. Уверяет, что сконструировал истребитель… «Дю-ран-даль».
– Очень приятно. – Оберучев холодно кивнул. Судя по всему, он ни на гран не верил в «авиакосмического конструктора».
– Значит, тут вот какое дело, това… господин Эстерсон, – начал Улянич. – Товарищ Оберучев хочет поговорить с вами о вашей профессии. А я хочу поговорить с вашей спутницей… обо всем на свете. Ревновать не будете?
– Нет. – Я пожал плечами (вот бы не растеряться и ответить что-нибудь остроумное! но так всегда).
– Отлично. В таком случае мы с Полиной прогуляемся – в пределах расположения части, разумеется! – а вам я оставляю землянку… Алеша, чаю захотите – сообразишь сам, да?
– Разберемся.
Я отметил, что Оберучев был столь же нелюбезен с майором, как и с нами. Это меня, как ни странно, приободрило. Наверное, просто не с той ноги встал.
– Роланд, давайте сразу начистоту, – предложил Оберучев после того, как Полина с Уляничем вышли. – Я вам не верю. Согласитесь, это довольно странно: встретить здесь, у черта на куличках, конструктора секретной машины, о которой сам я, офицер военфлота, узнал только за два дня до начала войны. Да и то лишь в силу специфики своей должности. Так что не обессудьте, придется вам представить доказательства своей причастности к программе «Сталь-2».
– Первый раз слышу про такую программу, – честно признался я. – Вероятно, это ваше сугубо флотское обозначение… Но «Дюрандаль» сконструировал действительно я. Послушайте, вы на нем летали?
– Увы, не довелось.
– Плохо… Как же я смогу доказать вам, что его конструировал? Вы же не знаете особенностей этой машины так, как знаю их я!
– Меня бы вполне устроило, если бы мы начали с простых вещей. Например: какая максимальная скорость отвесного пикирования «Дюрандаля» в атмосфере?
– Это параметр не паспортный, как вы понимаете.
– Понимаю. В таком случае, каков удельный импульс двигателей?
– Каких двигателей? И где?
– Маршевых. В вакууме.
Я назвал цифру. Далее, в продолжение разговора, а разговор был долгим, я назвал примерно три сотни различных цифр, а несколько раз был вынужден отделаться позорным: «Не помню точно… Порядок такой-то, но…»
Затем поговорили о флуггерах вообще. Оберучева особенно интересовало мое мнение о «Сэнмурве». Коснулись темы истребителя «Громобой», но быстро выяснилось, что мы оба не имеем об этой полумифической машине ни малейшего представления.
– Да, давненько не говорил я с профессионалом такого уровня, – улыбнулся наконец Оберучев. – Помнить таблицу замерзания всех двенадцати типов «компонента Б» – это… это… я даже не знаю, с чем сравнить!
– А могу я, в свою очередь, задать вам один вопрос?
– Пожалуйста! Сколько угодно!
– Вы-то сами эти цифры откуда знаете? Нет, я слышал, вы инженер-капитан, но все-таки… Если вы на «Дюрандале» не летали… И даже, надо думать, в глаза его не видели…
– Честно? Почти все технические параметры «Дюрандаля», которые вы перечислили, я слышу первый раз в жизни! Чтобы проверить истинность ваших утверждений, мне потребовалось бы попасть в Антарктиду!
– Куда?
– Мы так называем Южный полярный континент Грозного.
– А что там?
– К сожалению, не имею права вам это сообщать. – Оберучев снова замкнулся в броне официальных отношений.
Я, признаться, обиделся.
– «Не имею права», «не имею права»! Это я как раз не имел никакого права сообщать вам секретнейшие ЛТХ «Дюрандаля»! Вы, наверное, подозреваете во мне клонского шпиона? Так вот что я вам скажу, милейший: а почему бы мне не подозревать шпиона в вас?! А?
Не выдержав моего натиска, Оберучев стушевался.
– Господин Эстерсон, я не хотел вас обидеть… Но и вы меня поймите… Дело вовсе не в том, что кто-то подозревает вас в шпионаже. Просто если вы вдруг попадете в руки врага…
– Живым я им не дамся! – изрек я с пафосом. И, поскольку мне самому стало смешно, смягчился: – Ладно, нужны мне ваши тайны… Расскажите хотя бы, что на Грозном творится. В целом.
– А что на Грозном, по-вашему, творится? – спросил Оберучев и внимательно посмотрел на меня. – Вот вы, например, когда из Х-матрицы вышли, что видели? Или, может, что-то слышали?
– Слышали. На аналоговом канале мы поймали весьма гадкие звуки. То ли шепот, то ли пришепетывания…
– Вот такие? – спросил Оберучев. Он сделал неуловимое движение рукой и я услышал: «Шшшап… Шапанат… Цнит… Шшшап… Асссу… Жицт…»
От неожиданности я чуть не подскочил. Оказалось, Оберучев в числе прочего держал в своем «Сигурде» запись таинственных радиосигналов.
– Именно! А вам известна их природа?! Известна? – спросил я.
– Известна. Звуки имеют внеземное искусственное происхождение».
Лимб
Май, 2622 г.
Карниз
Планета Глагол, система Шиватир
– Па-а машинам! Ослов и ученых – на середину! – весело скомандовал Свасьян.
Приказ, разнесенный общей радиосетью, прозвучал в сотнях наших интеркомов, в кабинах вертолетов сопровождения, в башнях бэтээров и инженерных танков. А также в оперативном штабе Колесникова на космодроме Гургсар и в центральном отсеке Х-крейсера «Ксенофонт». Между прочим, радиосвязь работала паче наших чаяний – а ведь Ферван предупреждал, что на Глаголе с этим делом бывает ой как худо.
Ослы и ученые (то есть «осназ Двинского» со всем своим транспортом) и без бонапартовского приказа Свасьяна давно утвердились «на середине» – в центре колонны. В авангарде у нас шла разведрота, в арьергарде – усиленная инженерно-строительная рота и рота тяжелого оружия.
Кроме сухопутных сил, нам полагался вертолетный зонтик из семи «Пираний» и трофейного клонского «Ашкара». Именно так, оказывается, именовалась та модель, на которой в свое время мы с Ферваном совершили путешествие из лагеря к Карнизу. Поскольку Ферван во всем этом железе разбирался как нельзя лучше, его к «Ашкару» и приписали – вместе с нашим пилотом и тремя осназовцами.
Первыми, заслышав команду Свасьяна, поднялись в воздух вертолеты.
«Ашкар» и две «Пираньи» сразу рванули вперед, на разведку, уточняя и детализируя данные об обстановке, которые непрерывно поступали от пары истребителей-разведчиков в вышине. Обстановка пока что была нейтральная: ничего, никого, скукота.
Оставшиеся «Пираньи», покачиваясь, наползли на центр колонны и зависли, ожидая, пока двинут вперед танки с минными тралами.
Опасаясь, что манихеи вовсю предаются таким традиционным партизанским забавам, как минирование дорог, Свасьян предпочел совершать марш в полном соответствии с тактическими наставлениями. А именно: поставил инженерные танки в голове колонны, а большинство личного состава выгнал наверх, на броню. В случае поражения бэтээра кумулятивным ядром выпрыгивающей дистанционной мины это существенно снижало потери. А при попадании кумулятивного ядра в десантное отделение могло бы и вовсе свести их к нулю: водитель и стрелок имели шансы отделаться легким испугом.
Крыши БТР «Зубр» достаточно комфортны для езды. По периметру имеются подъемные бронещитки, формирующие нечто вроде кузова грузовой машины. Есть два ряда ручек, за которые можно держаться. А если еще взять резиновые сидушки с присосками и налепить их на броню – будет вообще шоколад, как говаривал полненький астроном Локшин.
На крыше «Зубра» с подозрительно счастливым тактическим номером «303» нас путешествовало семеро: я, Таня, упомянутый астроном Локшин, семасиолог Терен, химик Филимонов и двое автоматчиков.
Недостроенная дорога, по которой я в конце февраля шел вдоль Стикса-Косинуса, давно закончилась. По ее твердому глиняному ложу наша колонна двигалась со скоростью 40 км/ч, то есть сравнительно быстро.
Клоны прокладывали дорогу с таким расчетом, чтобы обминуть все опасные аномалии – в особенности гросы, гравимагнитные осцилляторы. Оставалась еще угроза со стороны кочующих аномалий, например, «слепней». Но пока что с борта «Ашкара» предостережений не поступало и мы спокойно пылили себе вдоль каньона Стикса-Косинуса.
Однако после приметного оврага, на дне которого, в густой Мути, лежал разбитый вдребезги трактор-трамбовщик, счастье закончилось и колонне пришлось двигаться по бездорожью. Наша скорость сразу же упала в три раза.
