Кир садится прямее:
– И чего?
– Ну, он сказал, что если ты обещаешь взять на себя дисциплину, то он согласен.
– А как быть с тем, что я работаю? – озабоченно уточняет Кир. – Получается, все только со мной смогут в клуб ходить?
– Вот в этом, сынок, и проявляется, насколько ты хороший начальник. Руководить надо так, чтобы, когда ты отворачиваешься, все шло не хуже, чем когда ты смотришь. Я вот могу себе позволить уехать на несколько дней и знаю, что за это время ничего не рухнет. Конечно, отпускать меня не хотят, но и без меня работают как часы. Тебе нужно добиться того же, иначе ничего не выйдет.
– Ну, вообще, если я скажу им куда-нибудь не ходить, они и без меня не пойдут, – прикидывает Кир. – Но вот я не уверен, что они будут тихо сидеть и делать уроки без меня. Скучно же. Начнут беситься.
– Скучно с Унгуцем не бывает, – заверяет его Азамат. – Тут ты можешь на него положиться.
– Слушай, а не получится так, что все будут учиться целыми днями, а Кир – только по вечерам и скоро отстанет от остальных? – волнуюсь я.
– У Кира есть фора, – замечает Азамат. – Он уже умеет читать и писать.
– Вообще, я такой не один, – поправляет Кир. – Еще трое худо-бедно это умеют.
– Надо тебя на полставки перевести, что ли, – вздыхаю я. Ассистент он отличный, но надо ведь и о будущем думать.
– Ну-у, я хочу лечить! – расстраивается Кир.
– Милый, понимаешь, лучше тебе сейчас заняться общей подготовкой, а потом полетишь на Землю и там уже выучишься на целителя как следует. Иначе так всю жизнь и будешь ассистировать.
– А они правда мне разрешат учиться на целителя? – кривится ребенок. – С глухим-то именем?
– Ты же знаешь, что, кроме нас с Яной, все земные целители на Муданге – с глухими именами! Конечно, разрешат.
– Ну ладно, – уныло соглашается Кир. – Хоть на выезды-то возьмете меня?
– А как же! Я на выезде без тебя никак, – категорично заявляю я.
Кир расцветает:
– Тогда согласен!
– В таком случае, – резюмирует Азамат, – послезавтра собирай своих друзей – и к Унгуцу. Айша, тебя тоже касается.
Девочка недоуменно смотрит на него, потом на Кира.
– Ее же Алтонгирел учить собрался, – переводит Кир.
– Он собрался ее учить духовным искусствам, – уточняет Азамат. – И я не уверен, что ему хватит терпения на азбуку и арифметику. Не говоря уже обо всяких глупостях типа правил хорошего тона…
Меня разбирает смех. Да уж, это лучше от кого другого перенять.
Алтонгирел внезапно легок на помине. Судя по всему, он побывал в душе – волосы мокрые, а лицо сухое, да и одет он в Азаматов домашний диль, обернутый вокруг него вдвое. Эцаган входит следом, слегка подталкивая духовника, чтобы бойчее шевелился.
– Мы пришли поесть, – сообщает Эцаган. – Ритуалы окончены, моцоги тоже, Старейшины нам разрешили. Капитан, вы не против, что я в вашем шкафу порылся? Надо было во что-то чистое одеться…
– Да пожалуйста, – недоуменно улыбается Азамат. – Если вас не смущает, мне-то все равно…
Дорчжи суетливо обеспечивает Алтонгирела чаем с плюшками. Сказывается глухое имя: вообще-то он совершенно не обязан никого обслуживать.
Айша осторожно заглядывает своему новоиспеченному наставнику в лицо. Лицо усталое, но спокойное, что не может не радовать.
– Алтонгирел, мы как раз обсуждали, – вкрадчиво начинает Азамат, – что Айше неплохо бы походить в клуб, помимо обучения у тебя. Ты как на это смотришь?
– К кому? – без выражения спрашивает духовник.
– К Унгуцу.
Он кивает.
– Хорошо смотрю. Я бы вообще предпочел, чтобы она поменьше имела дело с психами вроде меня.
Эндан и Дорчжи переглядываются, Айша сникает.
– Во-первых, она вот сидит, – напоминаю я. – Прибереги свои заморочки для тех, кто знает, в чем дело, а то бедный ребенок еще решит, что ты не хочешь ее учить. Я понимаю, для тебя это долг и все такое, но она живой человек с чувствами.
– Я просто не хочу научить ее плохому, вот и все, – откликается Алтонгирел, убедительно притворяясь здравомыслящим.
– Ну знаешь! – фыркаю я. – Я вот, между прочим, не далее как этой весной человека убила. Что теперь, я не имею права говорить своим детям, что хорошо, а что плохо?
Алтонгирел смотрит на меня живо, как будто напрочь забыл об истории с джингошем.
– А что, тебя совесть мучает?
– Нет, – подумав, говорю я. – Это был несчастный случай, да и его намерения на мой счет были совсем не безобидными. Но все равно это меня не украшает. И если меня ребенок спросит, можно ли убивать людей, я скажу, что нельзя и что я была не права. Вот и все.
– Значит, все-таки мучает, – настаивает Алтонгирел.
– Ну почему? – возражает Азамат. – Все совершают ошибки, и я, и Эцаган, и Старейшины. Но мы же не рыдаем во сне и не срываемся на других из-за этого. Да, если бы было возможно, я бы многое в своей жизни исправил. Например, Кир бы ни дня не провел в приюте. Мне жаль, что так вышло, я бы многое отдал, чтобы это изменить. Но это не значит, что я не имею права наставлять его как отец сына. С другой стороны, вот твой бывший наставник, он-то уж точно никогда совестью не мучился. И что, ты хочешь сказать, что он хороший человек? Я согласен, признать свою неправоту и жить с этим – трудно, но это лучше, чем всю жизнь заниматься самобичеванием или, наоборот, притворяться, что ты безгрешен. Уж ты-то, духовник, а теперь и Старейшина, должен понимать такие вещи.
– Я тебя услышал, – тихо говорит Алтонгирел, и эта фраза кажется мне очень странной и нехарактерной в его устах. – Я попробую. Но Айше все равно стоит походить к Унгуцу, в конце концов, я понятия не имею, как учить ребенка писать и считать.
– Никто и не против, – улыбается Азамат. – Ну ладно, время позднее, вам уже домой пора, наверное?
– Капитан, а можно мы тут переночуем? – просит Эцаган. – Все?
– Да пожалуйста… А чего вдруг? Дома что-то не так? – хмурится Азамат.
– Нет, просто… – Эцаган пожимает плечами. – Тут у вас так тепло… И я не только про температуру.
Хос, который был занят обнюхиванием плюшки, оглушительно чихает.
Мы с Алэком в детской читаем сказки из книжки, в которой, когда открываешь страницу, надувные персонажи сами набирают воздух и становятся объемными, и тогда ребенок может их хватать и тискать, а они пищат.
– Динь-дон-ток! – заливается птичка, из которой Алэк вознамерился выжать сок, судя по усилиям.
– Ди-до-до! – радостно вторит ей ребенок.
Я зеваю, едва не откусывая ему голову. Тирбишева матушка идет на поправку, и я изо всех сил желаю ей скорейшего выздоровления, хотя и из корыстных соображений. Привыкла все-таки за шесть месяцев, что у меня и помимо ребенка какая-то жизнь есть, в особенности утренний сон.
