Киран поставил чашку в держатель возле капитанского кресла и откинулся назад. В последнее время он начал доверять Сареку почти так же, как Артуру. На него можно было положиться, как мало на кого еще.
— И чем вызываются эти различия, как ты думаешь?
Мальчик озадаченно посмотрел на него.
— Ты не сдался. Какая разница между тобой и Мэттом Олбрайтом?
Сарек облокотился о ручку кресла, задумавшись. Он покачал головой:
— Я знаю только, что каждое утро я встаю, поворачиваюсь к Мекке и молюсь.
— И это помогает?
Сарек пожал плечами:
— Мой папа хотел бы, чтобы я это делал.
Киран кивнул, переносясь разумом в ту жуткую ночь, когда все его силы подходили к концу, в ту ночь, когда ему явился голос, успокоивший его.
— Значит, ты веришь в Бога, — сказал Киран.
— Да.
— Почему?
Сарек, казалось, был поставлен в тупик этим вопросом.
— Просто мне, наверное, это кажется очевидным. Что за всем этим должно быть что-то еще. — Он махнул в сторону иллюминаторов, где через туманность пробивался слабый свет одной или пары звезд. — Я имею в виду, все сущее. Ты. Я. Просто результат какой-то космической случайности? Это как-то непохоже на правду.
— Я понимаю, о чем ты говоришь, — задумчиво сказал Киран. — Но тебе не кажется, что мы в меньшинстве?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не думаешь, что мы единственные верующие на корабле?
Сарек покачал головой:
— Совсем нет. В любом случае, теперь нет. Папа всегда говорил, что не бывает атеистов в окопах под огнем.
— Почему твою семью не отправили на другой корабль? — спросил Киран. Это всегда удивляло его и по отношению к его собственной верующей семье, которая никогда не соответствовала духу «Эмпиреи».
Сарек пожал плечами:
— Не думаю, что мусульманские семьи пришлись бы к месту на том корабле.
Киран задумчиво кивнул.
Той ночью Киран лежал в кровати Капитана и размышлял об управлении кораблем. Он был практичным, здравомыслящим, ответственным, но ему не удавалось вдохновить их.
— Я не оправдываю их ожиданий? — прошептал он в темноту.
«Им нужно откровение», — сказал голос.
Он сел на кровати, шелестя простынями.
— Ты правда там? — прошептал он. — Что мне делать?
«Дай им откровение».
— Как?
«Ты найдешь способ».
— Мне этого мало! — воскликнул он.
Но теперь он снова был один.
«Откровение», — сказал голос. Вот чего не хватало мальчикам. Место в жизни, о котором они могли бы подумать, что это их судьба, какая-то цель, к которой можно стремиться даже в горе.
Киран вспомнил ту ночь, когда мальчики узнали о гибели своих родителей, и проповедь, которую он тогда нашел. Та проповедь дала мальчикам надежду, которая позволила им продолжать бороться или, по крайней мере, не сдаваться. Надежда помогала им чувствовать, что они все еще связаны с их погибшими семьями, как сказал Сарек.
Ему нужно было найти еще проповеди наподобие той.
Он вылез из кровати, включил настольную лампу и сел к компьютеру Капитана. Он нашел папку с проповедями и пролистал названия, вроде «Бесплодные утробы, плодородные сердца» и «Вырастим зерно для будущей жизни». Всего несколько проповедей имели отношение к их сегодняшним проблемам, но он прочитал их все. Там говорилось о великой миссии и о том знаменательном дне, когда корабли достигнут Новой Земли и начнутся работы терраформирования. Это была священная миссия, договор между Богом и всем человечеством — не только тем, которое осталось на Земле, но и их детьми, детьми их детей, на все тысячелетия.
Эти слова зацепили Кирана, и он почувствовал, что это правда. Миссия «Эмпиреи» была величайшим предприятием за всю историю человечества. Продолжение возникшей на Земле жизни зависело от этой миссии, и она не должна была провалиться. Именно таков был замысел Бога.
Тогда почему? Почему Бог допустил убийство их семей, похищение девочек? Почему он поставил под угрозу выполнение миссии? Если только… это была часть Его плана?
«У страдания есть цель», — вспомнил Киран. Его боль и голод на гауптвахте очистили его и сделали готовым к получению послания Бога. Бог допустил нападение затем, чтобы вся команда «Эмпиреи» была открыта Его голосу.
Киран не спал всю ночь, читая проповеди, делая заметки и записывая свои мысли, освещенный желтым кругом света от настольной лампы. Чем больше он писал, тем сильнее ощущал, что идет навстречу своей судьбе. Голос указал ему его путь.
К утру, когда остальные мальчики зашевелились на кроватях и потянулись в центральный бункер к завтраку, они обнаружили там ряды стульев, расставленные перед трибуной. На трибуне в черном костюме и галстуке стоял Киран Алден, свежевыбритый, с зачесанными назад рыжеватыми волосами и вычищенными ногтями. Киран подкрутил микрофон, чтобы он был поближе к его рту.
— Пожалуйста, садитесь, — сказал он. — У меня есть пара мыслей, которыми я хотел бы с вами поделиться.
Мальчики замешкались, но, увидев тарелки с кусочками свежего хлеба и щедрыми порциями черничного джема, расставленные на стульях, приободрились и, вполне довольные, расселись по местам.
Пришло всего около половины мальчиков, но это было нормально. Это было хорошее начало. Он кивнул Артуру, который нажал кнопку на переговорном устройстве, и заиграла запись сонаты Бетховена. Артур приглушил свет, оставив всего один луч, падавший на Кирана и окружавший его ореолом света. Киран представил, что он отражает свет, забирая его внутрь себя и выпуская, как подарок печальным испуганным мальчишкам.
Правда ли он мог это сделать? Правда ли он был таким человеком?
— Спасибо вам, что пришли. — Киран взглянул в свои записи, которые казались ему такими блестящими еще ночью. Теперь, когда шестьдесят пар глаз выжидающе смотрели на него, его слова показались ему неубедительными и слабыми. Он чувствовал, что его свет меркнет.
Но неубедительные и слабые слова были лучше, чем ничего.
— Нам пришлось многое пережить за эти последние месяцы, — начал он. — Мы потеряли наших любимых, нас разлучили с нашими семьями, нашими друзьями, и мы не знаем, где они и все ли с ними в порядке. Пока туманность не расчистится, нам ничего не остается, кроме как ждать и надеяться на лучшее.
В углу комнаты раздался презрительный смешок, но Киран не остановился, чтобы посмотреть или хотя бы обратить на него внимание.
