Красная лампочка на излучателе запульсировала — боевая готовность. Йос поерзал, перенес вес тела на одну ногу. Рука его на излучателе дрожала. На вороненом металле проступало влажное пятно.
Бой-Баба скосила глаз за стекло двери. Позади нее проехал по конвейеру белый пластиковый ящик из-под чечевицы.
Бой-Баба напряглась. Вот сейчас. Ящик громко хрустнул, подминаемый острыми лопастями. От звука Йос вздрогнул, отпрянул, нацелив излучатель в пустоту. Извернувшись, Бой-Баба со всей силы вмазала штурману железным краем подошвы под колено. Тот взвыл и согнулся вдвое, но излучатель не выпустил, целясь в источник звука. Коридор исчез в ослепительной вспышке. Зазвенело стекло — зарядом высадило дверь в мусоросборник.
Не видя дальше собственного носа, Бой-Баба подскочила к штурману сзади и саданула железной клешней куда пришлось. Что-то мягкое под ее рукой взвыло и подалось, провалилось сквозь выбитую дверь на пол мусоросборника. Она протерла воспаленный зарядом глаз. Позади нее гремели по ступеням сапоги — это бежал к ним Живых.
Йос, держась за колено, лежал на куче прозрачных обломков внутри мусоросборника. Позади него шуршал конвейер. Излучатель валялся рядом, ремень закрутился вокруг руки штурмана.
Йос поднял на нее налитые кровью глаза. Увидел у нее за спиной подбегающего Живых. Выжал беспомощную улыбку.
— Это… она, — прохрипел он. Приподнял руку и показал тощим дрожащим пальцем на Бой-Бабу. — Берегись! Она и тебя… убьет…
Желая лучше показать Живых, как Бой-Баба его убьет, он приподнял излучатель. Рука штурмана дрогнула, и он выронил оружие на конвейер. Излучатель медленно поехал вниз, потянув за собой запутавшуюся в ремне руку. Йос тряхнул кистью, выругался и начал елозить на осколках, свободной рукой пытаясь притянуть оружие обратно к себе.
Большой скол стеклянной двери под ним дрогнул и заскользил по более мелким осколкам вниз, к конвейеру. Йос скатился с него на пол, попытался встать на ноги, но вскрикнул от боли в поврежденном колене. Ноги его подкосились, и он упал боком на конвейер.
Живых рванулся вперед. Он успел схватить штурмана за край футболки, дернул, но ветхая материя треснула под стальными пальцами. В руках у Живых остался лоскут.
— Помогай! — рявкнул он.
Бой-Баба уже подскочила и пыталась стянуть штурмана с конвейера за волосатые ноги, но он брыкался и не давал себя ухватить. Пологий наклон становился все круче, и в двух шагах впереди зияла пустота, в которой хрустели лопасти шнека.
Йос тоненько закричал, пытаясь задом наперед выкарабкаться с конвейера. Его тело заблестело от пота, их руки соскальзывали. Они тянули штурмана на себя, он барахтался, крутился ужом, цеплялся за края крутого спуска, и наконец, дернувшись изо всех сил, выскользнул из их рук. Взмахнув руками, Йос исчез за бортом конвейера в жерле утилизации.
Короткий визг — и хруст.
Они стояли, дрожа от напряжения, тяжело дыша. Бой-Баба схватилась за Живых, чувствуя, что сейчас упадет. Голова у нее тряслась.
Они стояли, держась друг за друга, и ждали, глядя на конвейер. Через несколько минут черное полотнище стало выплывать в багровых пятнах. В мусоросборнике повисла вонь от паленой кости.
Живых крепко взял Бой-Бабу под локти и вывел ее наружу.
* * *
— Так ты тоже догадался? — глухо сказала Бой-Баба.
Они сидели на ступеньке транспортера. Живых кивнул.
— Я должен был догадаться раньше, — сказал он. — Понимаешь, я говорил с инспектором за несколько дней до того, как он… погиб, в общем. И он в разговоре обронил, что никому о своем прошлом не рассказывает. Никогда. Принцип у него такой.
Она кивнула.
— Осторожный был господин. И что?
Живых ссутулился, опершись локтями о колени.
— А Йос, помнишь, упирал на то, что инспектор был электриком. И что он якобы сам штурману об этом рассказал. Мне бы тогда сразу сообразить, — он вздохнул, — что это Йос диверсию устроил. Но мне и в голову не пришло.
— Поэтому ты и на помощь сейчас прибежал?
Он кивнул:
— Как дошло, так и побежал. Хорошо, что успел.
— Не очень-то успел, — хмуро ответила она.
Вдвоем они погрузили в транспортер воду, еду и медикаменты. Проверили, как там Тадефи в медблоке. Спустили транспортер и осветили прожектором черную, каменистую равнину.
Над ней возвышался перламутровой раковиной изгибистый край Троянца.
Когда вдали показались ограждения и приземистые здания базы, Живых привстал на сиденье, вглядываясь вперед.
— Сначала в медблок, да? — спросила Бой-Баба, зная, что он скажет.
Он возбужденно потер перчаткой о перчатку.
— Да, давай Тадефи подключим, и потом об этом думать не надо будет. — Он помолчал. Потом, совсем тихо, добавил: — Спасибо тебе за нее.
— Мне-то за что? — усмехнулась Бой-Баба и настроила глаз, всматриваясь в нагромождение бетонных боксов впереди. — Что за черт? — процедила она сквозь зубы и бросила быстрый взгляд на Живых. Коробка медблока за проволочным ограждением была изолирована свинцовыми щитами, как при радиационной опасности.
Она остановила транспортер у оторванного железного листа, раньше служившего калиткой. Живых выскочил со своей стороны и побежал по дорожке к забронированному входному люку. Понажимал на кнопки, постучал по свинцовому покрытию и обернулся к подходящей Бой-Бабе:
— Все обесточено. — Поднял он в руке обрывки проводов. — Черт его знает, что здесь было. Бунт, что ли? — Он обошел здание и вернулся с другой стороны, отрицательно качая головой. — Не нравится мне это. Придется Тадефи пока в нашем подержать.
Бой-Баба кивнула, не сводя глаз с распределительного щита. Привстала на цыпочки, дотянулась до обрывков проводов над ним. Хмыкнула:
— Придется. Пошли, что ли?
Живых кивнул, повернулся и пошел к транспортеру, а она все смотрела на изуродованный щит. Неужели поселенцы настолько потеряли надежду, что разгромили собственные лаборатории? Какая глупость, ведь они себе же сделали хуже… И это хорошо, если только лаборатории, а ведь, может, они и тех, кто в них работал…
— Живых, — быстро сказала она. — Ну-ка, вернись. И инструмент там под сиденьем захвати.
Ругаясь и роняя плоскогубцы и отвертки, они на живую нитку восстановили щит. С приборной панелью, управлявшей изолирующим покрытием, обстояло хуже: сенсорные кнопки были расколошмачены вдребезги. Бой-Баба невнятно ругалась с мотком изоленты в зубах, пытаясь закоротить панель. С десятой попытки полуметровое свинцовое покрытие дрогнуло и поехало вверх, открывая потемневшую бетонную стену и тяжелый, ребристый входной люк.
