— Но ведь такое же время Вестник облучал и меня! — воскликнул Коннор. — Однако со мной-то все в порядке.
— Вы бодрствовали, а она спала, — пояснил врач. — Это ослабило питание мозга. Именно так укладывают людей в Долгий он. Но вы не волнуйтесь, молодой человек. Я сейчас разбужу ее, а уж с последствиями шока организм и сам справится.
Он ввел ей в вену какую-то желтоватую жидкость, и вскоре Эвани открыла затуманенные глаза. Слабым голосом девушка проговорила:
— Господи, как я хочу пить!
Коннор осмотрел комнату и увидел прикрепленную к стене голову каменного льва, из раскрытой пасти которого струилась родниковая вода, с легким звоном падавшая в перламутровую чашу-раковину. Он наполнил живительной влагой стакан и вернулся к постели Эвани.
Та попыталась сесть, но сумела лишь приподнять с подушки голову. Придерживая девушку за плечи, Томас помог ей напиться, а затем вновь бережно опустил ее на постель.
Глаза Эвани вновь обрели осмысленное выражение, и, с удивлением осмотрев помещение, девушка спросила:
— Куда это мы попали? Я ничего не помню…
— Вестники заставили нас прийти в Урбс, и мы сейчас во дворце правителя, — ответил Коннор нарочито спокойным тоном, чтобы не испугать больную.
— Что нас ждет? — с тревогой спросила она.
— Господин обещал вскоре отпустить тебя.
— А ты?..
— А обо мне он обещал подумать, — усмехнулся Коннор и, увидев недоумение на лице девушки, добавил: — Я уже имел удовольствие побеседовать с ним и, как видишь, остался жив.
— Но ты еще не видел его сестру, Черное Пламя! — воскликнула она. — Говорят, эта чертовка куда опаснее своего брата!
— Я видел и ее, — возразил Коннор. — И, кажется, именно она отговорила Господина от поспешного решения.
— Значит, она решила сама разобраться с тобой, — упавшим голосом проговорила Эвани, а затем воскликнула: — Берегись ее, Томас! Черное Пламя — беспощадное чудовище. На ее счету немало загубленных жизней!
Она откинулась на подушки и снова закрыла глаза, обессиленная взрывом чувств. Врач обеспокоенно взглянул на нее и обратился к Коннору:
— Помогите мне поставить девушку на ноги. Ей нельзя больше спать. Только движение спасет ее!
Коннор рывком поднял Эвани с постели, поставил на пол и, обвив ее рукой свою шею, повел по комнате, крепко придерживая девушку за талию. Врач одобрительно следил за ними, приговаривая:
— Все правильно! Именно так вы оживите бедняжку.
Внезапно в комнате раздался чей-то насмешливый голос:
— Ах, какая умилительная картина!
Захваченные врасплох неожиданным вторжением, они остановились и уставились на незваного пришельца: в распахнутых настежь дверях стояла принцесса Маргарет.
— Оставьте дикарку в покое, — властно проговорила она. — Ей требуется целительный сон, а не бессмысленное топтание. Уложи ее в постель, лекарь, и ступай прочь. — Заметив протестующий жест Коннора, она нахмурила брови. — Лечением твоей подружки я займусь сама: семьсот лет — подходящий срок, чтобы научиться всему!
Врач подвел Эвани к постели, а затем, еле слышно бормоча что-то протестующее, скрылся за дверью. Маргарет подошла к девушке, но та отшатнулась от нее, всем телом вжимаясь в покрывало. Горькая усмешка искривила губы принцессы Урбса: вероятно, она ожидала подобной реакции.
— Не бойся, тебе действительно станет легче, — проговорила она, касаясь ладонью лба сжавшейся от ужаса девушки. — Спи!
Глаза Эвани закрылись, и Коннор услышал, как успокоилось ее дыхание, приобретя нормальный ритм спящего здоровым сном человека.
— Ты все еще не веришь мне? — обернулась к нему Маргарет.
— Я слишком мало знаю тебя, чтобы иметь свое мнение, — ответил Коннор. — Но молва советует избегать твоего общества, принцесса.
— Что ж, восполним пробел в твоих знаниях, — произнесла она. — Я приглашаю тебя отужинать со мной.
В изысканных выражениях Коннор отказался, сославшись на невозможность оставить Эвани одну. Его возражения, казалось, лишь позабавили Маргарет. Она пообещала прислать сиделку и добавила:
— Ступай, умойся с дороги, да смени свой дикарский наряд на более подходящий для дворца, иначе каждый встречный станет шарахаться от тебя. Я подожду здесь.
Коннор решил, что с огнем не шутят, и отправился в великолепно оборудованную ванную комнату, обнаружив там и новое одеяние для себя: принцесса ничуть не сомневалась в его сговорчивости. Это задело его, но желание поближе познакомиться с удивительным созданием, в котором каким-то загадочным образом уживались совершенно противоположные натуры, взяло верх над самолюбием.
Когда он, облаченный в сверкающую тунику, появился в комнате, Маргарет одарила его одобрительным взглядом: наряд, подчеркнувший мужественную стать человека из прошлого, сделал его сильную фигуру еще выразительней на фоне изящных, чуть ли не женоподобных жителей этого мира.
Пока он принимал ванну, пришла сиделка. Коннор взглянул на спокойное лицо спящей Эвани и повернулся к принцессе, готовый следовать за ней.
По бесконечным коридорам они добрались до дверей лифта, и, пока кабинка беззвучно скользила вниз, Маргарет сказала:
— Мои покои тоже находятся в северной башне, но перед ужином я хотела бы показать тебе свою лабораторию. — Она рассмеялась, увидев недоуменный взгляд Коннор. — Нужно с пользой тратить время — не все же любоваться природой.
Только теперь Коннор понял, что и она помнит о былой встрече в лесу, но это не обрадовало его, а, скорее, заставило насторожиться. Там, возле озера, он увидел проявление ее поэтической сущности, а тираны, склонные во всем демонстрировать лишь силу и власть, не прощают невольных свидетелей своих слабостей.
Они вновь оказались в тронном зале, и теперь Коннор смог лучше рассмотреть каменные изваяния, сидевшие на тронах по периметру овального помещения. Он удивился, поняв, что все статуи изображают Господина и его сестру, и невольно замедлил шаг возле одной из них: эта мраморная красавица удивительно напомнила ему волшебное лесное видение.
— Такой я была четыреста лет назад, пока меня еще не прозвали Черным Пламенем, — прозвучал безжалостный голос позади него.
Он оглянулся, невольно сравнивая изображение с оригиналом, и сравнение получилось не в пользу последнего: статуя казалась созданной из плоти и крови, словно передала своей живой модели весь холод камня.
— Да, четыреста лет назад я и сам напросился бы поужинать с вами, ваше высочество, — вздохнул Коннор и, увидев, как вновь горько искривились губы прекрасного лица, пожалел о своих словах.
