– Минутку. Уэстхауз, продолжайте. Лейтенант, просто выдайте всю накопленную мощность.
Командир погружается в свои мысли. Я смотрю в дисплей, смотрю на Уэстхауза. Он закончил танец. Ханаан раздувается, как воздушный шар. Мы несемся прямо на него.
Командир включает интерком и начинает вещать на весь корабль.
– Солдаты, осталось взять последний барьер, и у нас осталась последняя уловка. Это был хороший корабль. На нем летали отличные команды, а нынешняя – самая лучшая. Но теперь корабль мертв. Он не может летать и не может драться.
Что за пораженческие разговоры? Старик никогда не сдается.
– Мы выйдем на орбиту по эту сторону луны и разделимся на отсеки. Ту фирму это должно удовлетворить. Служба спасения нас подберет. В отпуске соберемся у меня в Кенте на ужин в память нашего корабля.
Я уже чувствую, как пахнут сосны, слышу бриз в их кронах. Неужели Мери и вправду ушла?.. Шерон… Ты привела обратно свой клаймер, лапонька? В драке с конвоем их не меньше дюжины пропало…
Экипаж отвечает Старику молчанием. Самой нерушимой тишиной, какую я в жизни слыхал.
А что говорить? Предложите другой вариант.
– Солдаты, нашими руками делается история. Я горжусь, что служил с вами.
Впервые Старик командует кораблем сидя.
Он кончился. Расстрелял последний диск. Но все так же вьются вокруг него беспокойные клубы дыма.
– Скоро ли, мистер Уэстхауз? – спрашивает он ослабевшим голосом.
Мы делаем последний краткий перелет в гипере. Продолжаем сбивать с толку ракеты.
– Две минуты тридцать… пять секунд, командир.
Странный этот Уэстхауз. Невозмутимый. Тот же профессионал, что и в день погрузки на борт. Когда-нибудь он с хладнокровием Старика будет командовать клаймером.
– Сержант Никастро, обратный отсчет к разделению. Тродаал, впрысните еще раз в штаб информацию о наших намерениях. Мистер Уэстхауз даст вам данные орбиты. Воспользуйтесь второй аварийной частотой.
Что будут делать ракеты, когда их цель разлетится по пяти направлениям? Три ракеты. Кто-нибудь да выкарабкается.
Эй, вы, боги войны, дайте передохнуть!
Шанс есть. Какой-никакой, а есть. Хозяева этих охотников преисподней не могут поправлять действия своих псов. Тем приходится рассчитывать исключительно на собственные тупые мозги. Потому-то мы до сих пор живы.
Спазм у меня в желудке еще туже. Страшно. На нас с ревом несется момент истины.
Мы прошли барьер, за который противник пока не рискует перешагнуть. Может быть, линия планетарной обороны завязала смертельный узел вокруг Тервина и за нами гоняются только эти три киллера-имбецила?
Что на камере? Тервин. Его ко всем чертям расколошматили, а работа все кипит, плетет паук свою огненную паутину.
Клаймер виляет. Уэстхауз с Вейресом обмениваются проклятиями. Последние секунды перед выходом на орбиту.
Я вот что скажу. Когда напуган до мокрых штанов, на другом сосредоточиться трудно.
Пиши. Займи руки делом. Все что угодно, лишь бы отвлечься.
– … девять… восемь… семь… – тихо звенит голос Никастро.
Шесть – пять – четыре – три – два – один – НОЛЬ!
Ба-бах!
Ты мертв.
Нет. Я не мертв. Еще нет.
Корпус сотрясает волна грохота – отдаются отстреливаемые болты. Превосходно. Слава Богу. Хоть что-то еще работает как надо. Меня ударяет в бок. Наш блок ракет уносит нас от остальной части корабля.
– Отделение рабочего и инженерного с зажиганием ракетных двигателей, командир.
Какое тонкое наблюдение!
Голова кругом идет. Аквариум дисплея пылает. Где ракеты? Не поймешь. Антенны были на торе. Мы летим вслепую…
Тяга прекращается. Затычки столпились у переборки между нами и оружейным. Легкость в голове… Свободное падение. Искусственной гравитации нет. Командир выплывает из кресла.
Сериал продолжается с участием теперь уже следующих отсеков. Последним будет отделяться эксплуатационный. Грохот там будет убийственный. Чарли, надеюсь, ты выдержишь. Кригсхаузер, ты так и не назвал имени.
– Оружейный отсек отделился, командир.
Одна камера наружного наблюдения у меня осталась. Я слежу за пламенем ракет. Резко усиливаю увеличение. Вижу тор. Он пылает, качается, вертится, стремительно уменьшается, озаряемый ракетами. В тех местах, где его лижут лучи прожекторов, остаются серебряные следы.
Клаймер уходит из поля зрения. Появляется полумесяц Ханаана. Мы идем в сторону рассвета. Надеюсь, спасатели разберутся в наших траекториях.
Встает солнце. Яркое, величественное, оно ползет по той излучине мира, к которой мы так давно вожделеем.
Где же ракеты противника?
Есть что-то особенное в зрелище, когда мать-звезда материализуется позади планеты-дочери. Это наполняет благоговением перед творением. Даже теперь, когда смерть гонится по пятам. Вот это да еще, быть может, облака – высшие доводы в пользу существования Создателя.
Пора снова глянуть на тор.
Боже! Новое солнце!
– Тор! Первая ракета попала в тор, – произносит Берберян. Голос, как жабье кваканье.
Ну естественно. Top – самая большая цель. Через несколько секунд с ним все будет кончено… По нашему отсеку проносятся вздохи. Слабеет напряжение. Теперь наши шансы – пятьдесят на пятьдесят.
– Ого! Снова в тор! – кричит Берберян. – Вторая хренова проклятая ракета, мать ее, тоже долбанула в тор!
– Давайте докладывать по установленной форме, – наставительно предлагает командир.
Я разве что не вою от радости.
И все-таки… Есть еще третья, запаздывающая. Огромный черный монстр с моим именем, выцарапанным на зубах.
Надо навести камеру на Ханаан. Хочу, умирая, видеть мир.
А ведь как этот мир сладок! Как прекрасен! Ни одну женщину, даже Шерон, никогда не хотел я так, как хочу этот мир.
– Третья в тор целиться не будет, – говорит Ларами.
– Заткнул бы ты свой сосальник, ладно? – огрызается Роуз.
Пиньяц попробует последний лазер, но этого не хватит. Два раза уже не вышло, верно?
И все равно Старик победил. Кто-нибудь из нас останется в живых.
Если существует Дьявол (Рыболов в этом не сомневается), то наверняка его любимая пытка – чувство вины. Кроме моего, есть еще три отсека, и я надеюсь, что молот упадет на другой. Есть во мне некая часть, абсолютно лишенная совести.
На экране вспыхивают огоньки.
– Готов, – удается выговорить мне.
– Кто? – спрашивает чей-то голос.
– Берберян? Тродаал? – спрашивает командир.
Проходит несколько секунд. Я исступленно пишу, потом останавливаюсь, застываю с карандашом в руке.
– Командир, – говорит Тродаал, – эксплуатационный отсек не отвечает.
