— Пожалуй, это более точное определение, чем «призрак».
— Чушь! Ну хватит! Я никогда не прервал бы вашего гордого одиночества, которое необходимо вам, чтобы переболеть и выздороветь. Но случилось нечто непредвиденное. И без вас не обойтись.
— Какое-нибудь бедствие? — насторожился Сарп.
— Скорее, напротив. Не стану пересказывать события, а познакомлю вас с удивительной женщиной.
— Познакомите? С женщиной? Мне не до шуток, Кей. Я знаю поименно всех наших женщин, и «бессмертных» и бывших орбитянок… Постойте… Неужели Лоор одумался?
— Боюсь, это случится не скоро. Впрочем, появление Джонамо ускорит события.
— Джонамо? Кто это?
— Инопланетянка, Сарп.
— Что? Как вы сказали? Повторите!
— Да, я с другой планеты, — послышался в сознании Сарпа мелодичный голос.
— «Призрак» оторопел. Рядом с Кеем возникла женщина необыкновенной, поразительной красоты. Среди гемянок были не менее красивые, но их красота не подавляла, не казалась запредельной, бросающей вызов.
Жгуче-черные волосы инопланетянки тяжелыми кольцами ниспадали на хрупкие плечи. Высокий матовый лоб свидетельствовал о напряженной работе мысли.
Прямой взгляд огромных черных глаз поражал проницательностью. Из них исходила доброта — неподдельная, осязаемая.
Женщина была изящна, словно изваял ее гениальный скульптор, и зрительно невесома. Неужели она тоже «призрак»?
— Я многое знаю о вас, — услышал Сарп мысли женщины. — Вы правы: если воспользоваться вашим определением, то я, действительно, «призрак».
Признаюсь, мне оно не нравится. Ведь главное в нас не голографический облик. Можно обойтись и без голографии. Мне, например, она не нужна. Мой образ, как и ваш, неотделим от мыслей. И воспринимается через них.
— Я-то воспринимаю, — с прежней горечью проронил Сарп. — Но оттого, что не человек.
— Неправда, — возразила Джонамо. — Чтобы быть человеком, вовсе не обязательно состоять из белка… Сердце, легкие, печень — все это есть и у животных. Определяющее отличие человека — разум.
— «Как страшен может быть разум, если он не служит людям!» — так сказал один древний философ.
— Но ведь носителями этого страшного разума были сами люди. Одинаковая анатомия и физиология не мешала им убивать друг друга!
— Да, мы преуспели в этом.
— А сейчас сама мысль об убийстве вам ненавистна. Чья же мораль выше?
— Только не надо всех людей во плоти считать потенциальными убийцами, — вмешался Кей. — У нас на Базе убийств не было.
— И в нашем обществе нет преступников, — кивнула в знак согласия Джонамо. — Но я ведь о другом. Биология — вот что довлеет над нами, ограничивает наши жизненные горизонты. Мы ее рабы. И рассчитывать можем лишь на себя. Разве не так?
— Судя по всему, биологическая эволюция закончилась, — подтвердил Сарп.
— Да, природа умыла руки и предоставила нас самим себе. Меня ужасает мысль, как мало она нам дала. Я не могу любоваться феерией электромагнитных волн.
Не слышу симфонии ультразвуков. Беззащитна перед радиацией… Нет, настало время продлить эволюцию небиологическим путем. Впрочем, нужна не эволюция, а революция!
— Вы хотите слишком многого, — скептически заметил Сарп.
— А разве то, что вы осуществили, не революция? Катастрофа, случившаяся на Геме, поставила вас в экстремальные условия, и вы сделали, казалось бы, невозможное.
— Лучше бы этого не случилось… Будь проклята война! — вырвалось у Сарпа.
— Мы тоже стояли на краю пропасти. Не хочу сказать, что это биологическая природа делает люден кровожадными, но атавистическое чувство агрессивности — наследие первобытных времен, когда человек мало чем отличался от животных. Войны, войны, войны… Какой кошмарный парадокс: ведь это они способствовали научно-техническому прогрессу. Но какой жестокой ценой!
— Мы, гемяне, расплатились полной мерой, — вставил Кей. — И продолжаем расплачиваться.
— Значит, мера еще не полна, — уличил его в противоречии Сарп.
— Нам повезло по сравнению с вами, — признала Джонамо. — Удалось вовремя остановиться. Однако и мы заплатили дорогую цену: были отброшены назад в духовном развитии.
— А сейчас?
— Сумели преодолеть застой. И, как видите, тоже сделали шаг в сторону искусственной эволюции. Оттого и смогли откликнуться на ваш зов. Правда, у нас его сочли сигналом бедствия. Так или иначе, я здесь. Такой же «призрак», как вы оба.
— Кей не «призрак». Он лишь притворяется «призраком», — скупо улыбнулся Сарп.
— Я тоже «притворяюсь», — поддержала шутку Джонамо. — Быть может, случайность, что мы в разных концах Вселенной, при различных стечениях обстоятельств, сделали одно и то же открытие. Быть может, случайность и то, что встретились в безмерном пространстве-времени. Но не случайно мы существуем, не случайно во всем подобны друг другу. И, наконец, не случайно Гема и Мир — близнецы. Сколько таких близнецов с неодинаковыми судьбами разбросаны, словно песчинки, во Вселенной?
— Не счесть их числа, — кивнул Сарп.
Огромные, вытянутые к вискам, глаза Джонамо засияли, как черный кристалл под лучом лазера.
— Значит, мы, человечество, величина вселенская. Вселенная озарена разумом.
Протоплазма или сгустки энергетических полей — не суть важно. Главное, чтобы разум оставался человеческим. Придет время, и его разрозненные искры сольются в единое пламя. Оно охватит мириады Миров и Гем! Неугасимое пламя…
— Я не верю вам, — воскликнул Лоор. — Вы «призрак» с Гемы!
— Ошибаетесь, — сдержанно возразила Джонамо. — У себя на планете Мир я была обыкновенным человеком и скоро снова стану им.
— Все равно не верю!
— Зачем мне обманывать? Единственное мое желание — помочь вам.
— Не нуждаемся ни в чьей помощи. Помогайте тем, на Геме.
— А разве вы не гемяне?
— Нет, мы орбитяне, — с гордостью сказал Лоор. — «Гемяне» предали нас, позорно сбежали.
— Неправда!
— Именно сбежали! Но ничего, одумаются — вернутся.
— Не вернутся, — покачала головой Джонамо. — Возвратиться надо вам. Рано или поздно. Лучше, если это произойдет раньше.
В голосе Лоора прорезались враждебные нотки.
— Вас послал Корлис? Или Кей? Они еще не стали «призраками»?
— Вы сами не верите в то, что говорите. Меня послала моя планета — с любовью, а не с враждой.
— Допустим, — смягчился Лоор. — И чего вы хотите?
— Поговорить с вами. Понять вас. И быть понятой.
