Ливуэта Закалве вышла, плотно закрыв за собой дверь.
Побледневшая Сма, проводив её взглядом, обернулась к койке. Скаффен-Амтиско продолжал возвращать неподвижное тело к жизни.
Тучи пыли, как обычно, следовали за ними, но молодой человек несколько раз высказал предположение, что дело к дождю. Его спутник, старик, не соглашался, в свою очередь утверждая, что тучи над горами обманчивы. Они продолжали ехать по этим ставшим пустынными землям, мимо почерневших полей, остовов хижин, разрушенных ферм, сожжённых деревень, все ещё дымящихся развалин предместья, пока не добрались до города. Грузовик с грохотом и лязгом нёсся по широким безлюдным улицам.
В качестве наилучшего места для взрыва бомбы они выбрали Королевский парк. Правда, и здесь не обошлось без споров. По мнению старика, офицеры и высшее командование займут дворец, разместив своих солдат в палатках на широких аллеях парка. Молодой человек заявил, что захватчики, как жители пустыни, предпочтут просторы парка, в крайнем случае — величественные павильоны — бесконечной веренице залов Дворца.
Заложив бомбу в Большом Павильоне и запустив её механизм, они продолжили спорить. Прежде всего о том, где лучше переждать события. Потом были высказаны соображения о дальнейших действиях, если армия противника вообще не обратит внимания на этот город и проследует дальше. А что если он догадается, что применённое оружие было единственным в своём роде, и продолжит наступление, каковое в таком случае будет ещё более беспощадным из-за желания отомстить? Спорили они и о том, станут ли захватчики бомбить город или же сначала отправят туда разведчиков. Юноша и старик даже заключили пари по поводу предполагаемых целей обстрела. Кое в чём их мнения совпадали: единственный ядерный заряд, который был у них на вооружении — и у всех остальных тоже — используется совершенно напрасно: даже если события будут развиваться так, как они предположили, бомба уничтожит лишь одну армию из четырёх. А любая из уцелевших совершенно беспрепятственно завершит вторжение. Значит, все их усилия напрасны. А сколько людей погибнет зря!
Они связались по рации со своим начальством и доложили о проделанной работе, используя единственное кодовое слово. Спустя некоторое время высшее командование одобрило их действия — тоже с помощью шифра. На самом деле генералы не верили, что бомба взорвётся. Старшего звали Келлис, и он выиграл одно из заключённых ими пари, потому что им было приказано расположиться в апартаментах Дворца. Там они нашли много оружия и вина, напились — и пошли бесконечные разговоры ни о чём, завиральные истории о собственной храбрости и победах над женщинами. Молодой человек иногда проводил рукой по наголо обритой голове, словно пропуская сквозь пальцы длинные густые волосы, которых теперь не было. Почему-то зашёл разговор о счастье — о том, что же это такое. Одним из них было высказано весьма неожиданное и странное мнение, но позже никто так и не мог вспомнить, кому в голову пришло задать этот вопрос, и кто придумал достойный ответ.
Они заснули, проснулись, опять много выпили, опять принялись за нескончаемые разговоры — а город, между тем, омыл прохладный дождь, прибив пыль к земле. Начался обстрел, и тогда им стало понятно, что они выбрали не самое удачное место для ожидания предстоящих событий. Они спешно покинули Дворец и на машине добрались до заброшенных земель. Там они в сумерках разбили лагерь и стали дожидаться взрыва — даже не стали ложиться спать — так им хотелось увидеть яркую вспышку на горизонте.
Бомба живёт, только пока падает (Песня Закалве)
Комната пуста.
Чёрная тоска.
Смотришь в окно — идут войска:
Возвращаются с боя, идут ли на бой —
По брешам в рядах легко догадаться.
Скольким из них пришлось там остаться,
Сколько уже не вернутся домой.
Ты можешь воскликнуть «Мягкотелый тупица!» —
И отвернуться, закрыться, забыться, напиться.
Рюмка в руке дрожит:
Столовая ложка лжи
На горькую каплю абсента
Залепит рот клейкой лентой.
Ты злишься, напившись, забившись
В нору, и оттуда глядишь в никуда.
Ты думаешь — когда освободишься?
Но на этот вопрос ты ответить боишься,
Ибо знаешь ответ: никогда.
Комната пуста,
Чёрная тоска.
Смотришь в окно — идут войска…
Пролог. Утверждённые принципы войны.
Тропинка, ведущая на вершину холма, напоминала серпантин, благодаря чему инвалиды в креслах-каталках могли осилить подъем.
Чтобы добраться до самой верхней террасы, ему, как правило, требовалось шесть минут. Пот заливал глаза, когда он наконец оказался там, но предыдущий личный рекорд, к его радости, был побит. Он глубоко вдохнул холодный воздух, затем выдохнул небольшое облачко пара, затем расстегнул толстую стёганую куртку и покатил кресло к одной из грядок, расположенных на уступе. Сняв с колен корзинку, он осторожно поставил её на плоский камень и, достав из кармана садовые ножницы, окинул внимательным взглядом черенки, пытаясь прикинуть на глаз, какой из них лучше прижился. Он не успел выбрать, так как его отвлекло какое-то движение на склоне.
Он посмотрел через ограду на тёмно-зелёный лес, тянувшийся до горизонта, где белели на фоне пронзительно-голубого неба горные пики. Высокая фигура в чёрном вышла из леса и направилась по белой от инея дороге к воротам. Женщина в пальто и брюках — наверное, она ещё раньше прошла через территорию института и теперь возвращалась. Скорее всего, приглашённый врач. Он собрался помахать ей рукой, если она начнёт подниматься по лестнице к институту и бросит взгляд в его сторону — просто так, настроение у него сегодня хорошее… Но нет, она идёт прямо сюда, и поэтому можно рассмотреть её получше. Очень красивая: тёмные вьющиеся волосы, смуглое лицо, глаза загадочно поблёскивают из-под необычной шляпы — неужели из меха можно соорудить такое?
— Господин Эскурея. — Женщина, обращаясь к нему, протянула руку, и он, отложив в сторону ножницы, пожал её.
— Доброе утро, госпожа?..
Она не представилась, обвела взглядом долину, горы вдалеке, лес, реку, здания института ниже по склону, а потом спросила:
