– Ладно… – смирилась Катя. «Ну хоть рассмотрят!»
– Третий пункт касается сохранения культуры… Это сложно.
– Я знаю. Дьён, – Катя сложила руки на коленях и заискивающе посмотрела на мужа, – вы ждете от нас полной ассимиляции. Но ты же понимаешь, что этого не будет?
– Естественно. Но ассимиляция неизбежна, потому что мы будем давать вам больше, чем брать от вас. И не считай нас извергами. Ты уже какое – то время живешь со мной. Я к чему – то тебя принуждаю? Что-то запрещаю? Нет! И этого не будет. А если будет, то у вас есть координационный центр. – Дьён кивнул на планшет. – И зачем насильно вас встраивать в нашу систему? Пусть все происходит постепенно. Одно поколение, два, три. Ты же понимаешь, что наши потомки уже будут другими и не будут похожи ни на нас ни на вас. А ваш язык, литература, искусство, наука, все, чего вы достигли. Мы не будем этим разбрасываться. Учите, сохраняйте, лелейте. Все в ваших руках. Пока это не мешает нам.
«Вот этого – то я и боялась…»
* * *
Больных и раненых оказалось много. Марина Сергеевна подняла все списки по соседним районам.
– Операция будет локальной, – предупредил Катю Дьён. – в крупные города нам соваться незачем. Здесь и так есть все, что нам нужно.
Он не стал сообщать, что многие крупные города перестали таковыми быть. Женщин там осталось мало, поэтому и разворачивать там эвакуационный пункт было невыгодно с точки зрения временных и ресурсных затрат.
Дьён видел, что Катя злится. Она ухватилась за идею Марины Сергеевны и теперь лихорадочно пыталась спасти всех, но Дьён остался непреклонен, и в своих раскладках исходил из возможностей медлаба звездолета.
– Но вы же можете! – твердила на совещании Катя.
– Успокойся. Ты переоцениваешь наши возможности.
– Но если постепенно…
Ладьёры переглянулись. Дьён промолчал. Он уже научился понимать, что в тех ситуациях, где в дело вступают эмоции, доказывать землянке что-либо бесполезно. Поэтому просто проигнорировал недовольство Кати.
– Ладжос, что у вас?
– Мы с Мариной провели первичные корреляции заболеваний. Большинство болезней и травм мы можем вылечить практически сразу. Проблема только во времени и доступности регенераторов. Поэтому организуем транспортировку, а дальше уже будем разбираться.
– Что с пунктом эвакуации?
– В данном населенном пункте, эвакуация будет развернута вот на этом поле. – Матьяс активировал голографическую карту. – Мы проверили, там никого не бывает, а если кто и забредет, то сумеем отпугнуть. Периметр будет охраняться.
– Осталось только придумать правильное обоснование. У меня есть кое-какие идеи, – сообщил Вираг. – Надо найти подобные приказы или официальнее распоряжения местных властей. Используем форму для того, чтобы написать наше содержание. Женщины придут сами и уже с вещами. Тут до сих пор действует режим чрезвычайного положения. То есть все напряжены, исполнительны и дисциплинированы. Хотя, накладки неизбежны.
«Не ищи сложностей там, где их быть не должно…» – вспомнил Дьён слова Рико.
– Хорошо, – кивнул он. – Рьём, подготовьте текст распоряжения, Матьяс, а вы с техниками придумайте, как его донести до землянок. Проверьте, можно ли использовать коммуникаторы. И разберитесь со временем, чтобы не было столпотворения. Потом мне доложишь.
– Есть еще кое – что… – сказал Вираг. – насчет критериев отбора…
– Э! – оживился Гьюри. – Все критерии специально разрабатывались Управлением социума и колонизации и утверждены еще до отлета с Ладьё, поэтому давайте в данном вопросе без самодеятельности!
– А что с критериями? – уточнила Катя. – Я в данном случае лицо заинтересованное. Нельзя забирать замужних или женщин с детьми!
– Это само собой разумеется. – подтвердил Вираг.
– Но необходимо учитывать уровень образования, профессию, внешность, поднять личные дела… – горячился Гьюри.
– И не мечтай! – оборвал его Дьён.
– Главное, что нам необходимо учесть, так это возраст. – спокойно сказал Вираг. – я предлагаю исключить из отбора возрастную группу с 20 до 30 земных лет.
– Почему? – удивилась за всех Катя.
– Это просто рекомендации. Но, изучив поведение и психологию землянок, я считаю своим долгом сообщить, что в данном возрасте, а именно с 20 до 30 лет, они слишком амбициозны и принципиальны в отстаивании своих убеждений. Будет сложно с ними работать.
– Это уж скорее до двадцати у нас максимализм… – пробурчала Катя.
– Ты ошибаешься, – возразил Вираг. – До двадцати вас еще можно переубедить. А после тридцати вы и сами этого хотите.
* * *
Еще два дня прошли в суете и постоянной нервотрепке. Катя старалась бывать, где только можно, тем более, что Дьён ей никак в этом не препятствовал. Даже наоборот воспринимал ее присутствие как само собой разумеющееся. Несколько раз на звездолет привозили и Марину, которая болела за дело не меньше самих ладьеров. А Кате хотелось спуститься на Землю. Ее раздирали противоречия. С одной стороны она уже и Ладьё вспоминала с теплотой. Там у нее уже был дом, и она по нему скучала. Ей не хватало спокойствия и гармонии. И она с удивлением обнаружила, что на Ладьё у нее все это было. Звездные ночи, прогулки по лесу, мягкий свет нового солнца, к которому она тоже привыкла и даже начала его любить. Но в то же время столкновение с прошлым Катя пережила болезненно, так что пару ночей на звездолете не могла заснуть. Шаталась по коридору, даже несколько раз прошла мимо каюты Дьёна с безумной надеждой, что он почувствует и выйдет, зайти сама так и не рискнула, но он, разумеется, не появился. И Катя отправилась к Вирагу. За снотворным. Точнее за каким – то чудо – релаксантом, после которого ей было хорошо и спокойно. Ровно до того момента, пока Дьён не попросил впредь согласовывать с ним прием подобных средств.
– Зачем это? – возмутилась Катя. – Ты считаешь, что Вираг не знает, что делает?
– Речь не об этом, – возразил Дьён. – Просто так не должно быть. Я понимаю, что ты устала, но не надо лечить проблему изнутри. Если бы сразу пришла ко мне… Если бы просто пришла… То…
Дьён внимательно посмотрел на Катю. Она отвела взгляд. С недавнего времени ей с ним было тяжело, а все потому, что она никак не могла понять, какие у них все-таки отношения, и есть ли они вообще.
«Чертовы ладьёры!» – в сердцах думала она. – «Все, что есть, категоризируют, определяют, называют. А вот мне никто внятно не может объяснить, что происходит вообще и со мной в частности».
Марина к Кате относилась с теплотой. И ее заботу можно было бы даже счесть материнской, если бы Катя не поняла мимоходом, что неожиданно для самой себя повзрослела. Последние события и переживания ее изменили. Она не знала в лучшую сторону или худшую, но чувствовала, что назад пути нет. Однако куда конкретно идти дальше Катя не понимала.
