— Да какого черта! — выругался Тираси, наконец признав свое поражение в попытках ухватить Скользун. — Какой смысл в сокровище, — он переждал всплеск статического шума на радиочастоте, — если даже прибрать его не можешь?
Ответом ему стал болезненный вскрик О’Тула, который, держась за правую руку, отскочил от третьего артефакта.
— Сукинсын! — заорал он. — Сукинсын, сукинсын, сукинсын!
— Тебя и с первого раза было слышно, — засмеялся Тираси и потянулся к золотистому предмету, покоящемуся на белоснежном пьедестале. — Но это мы и раньше о тебе знали… Ах ты, чертов сын чертовой суки! — Пришла очередь Тираси, пританцовывая, баюкать руку.
Мгурк насупился.
— Эй, эта штука — Будмаш-Лотах.
Мэгги Б. поджала губы.
— Я бы к нему не прикасалась, кэп.
Январь наклонился поближе, чтобы изучить артефакт. Тот имел форму диска, разделяющего сплющенную сферу. Сатурноид — вот как его можно было описать одним словом. Многие газовые гиганты были сатурноидами, и некоторые из них обладали довольно внушительными кольцами. Январь задался вопросом, мог ли предмет оказаться сжатым газовым гигантом. По крайней мере, он не будет таким же тяжелым, как Полуночное Яйцо…
Был ли этот артефакт в действительности сделан из металла или нет, но его поверхность выглядела холодной и металлической и была гладкой, блестящей и золотой. Казалось, он светился изнутри, и в нем перекатывались желтые, красные и оранжевые волны.
— Похоже на пламя, — заметил Январь. — Он обжег вас? — спросил капитан у мужчин, но очередная вспышка статики исказила его слова. — Он обжег вас? — повторил Амос снова, когда шум утих.
О’Тул первым пришел в себя:
— Словно миллионом свечей опалило руку.
Тираси достал из сумки пирометр и передал его Мэгги Б., которая приступила к изучению поверхности объекта.
— Температура окружающей среды, — объявила астрогатор.
Значит, предмет был скорее холодным, чем горячим.
— Он будто бы пылает изнутри, — начал размышлять вслух Январь. Но этот огонь — всего лишь химическая реакция. Для того чтобы гореть вечно, ему требовалось бы постоянно поглощать материю. Конечно, если только эта «чаша» — не остов изначального артефакта. Внутри, разноцветно переливаясь, происходили химические реакции, и огненные всполохи могли быть следствием этих реакций. Но артефакты, возможно, находились здесь невероятно долго; почему реакции до сих пор не угасли?
Его назвали Будмаш-Лотахом, что, по словам Джонни, на терранском диалекте означало: «злокозненная медная чаша».
Январь сдался. Он не понимал природы этих предметов. Амосу в жизни не встречалось ничего такого, с чем их можно было сравнить. Каждый артефакт был по-своему прекрасен, но объединяло их только то, что ни один из них нельзя было передвинуть.
«Вот почему остальные пьедесталы пусты», — вдруг понял капитан. Что бы здесь раньше ни находилось, это наверняка забрали. Но когда? И кто? Оставив… что именно? Коллекцию… недвижимости? Земля, вода, огонь…
Январю стало интересно: что за непреодолимая сила их удерживала?
— Эй, — позвал всех Мгурк, — идите-идите, смотрите-взгляните.
Терранин стоял возле пустого пьедестала и медленно водил над ним рукой.
— Что еще? — недовольно спросил Тираси после того, как они с О’Тулом подошли ближе.
Мэгги Б. обернулась к капитану, который продолжал стоять как вкопанный.
— В чем дело? — поинтересовалась она.
Январь переждал рычание статики.
— Чего-то недостает.
— Святой Альфвен! — воскликнул Тираси, и О’Тул повернулся к капитану. — Это же чертов призрак!
— Нужно смотреть под определенным углом, — пояснил Тираси, когда к ним присоединились Мэгги и капитан. — Джонни, отойди. Свет должен… вот, видите?
Январь сосредоточенно кивнул. Он разглядел клубящиеся на коричнево-красном фоне желтоватые облака, словно кто-то вырезал кусок оранжевого неба глубиной во много лиг и поместил на пьедестал.
— Это цельнограмма, — догадался он.
— Да? — брезгливо поморщился Тираси, разглядывая показания своего индикатора. — Проецируемый образ с собственной массой? — Он показал Январю результат. — И с температурой, и… — сунув руку в изображение, — с текстурой. Холодный, гладкий, но я чувствую, что внутри пусто.
— Ты чувствуешь, — уточнила Мэгги Б., — но не можешь дотронуться.
Тираси кивнул.
— Словно стараюсь ухватить дым.
— И п’чему я ни черта не удивлен? — бросил О’Тул. Ответом ему была очередная вспышка статики.
Вход во второй зал находился рядом с пьедесталом, и Январь лениво потрогал один из мягких пористых листов, опоясывающих проем. Похоже, он был из того же материала, что и дверь в хранилище.
И только тогда Тираси и О’Тул заметили в руке капитана брусок песчаника.
— Вот так-так, — протянул О’Тул, бросив на него сердитый взгляд. — И ты собираешься лишить нас доли за единственный трофей, который мы можем отсюда вынести?
Январь удивленно посмотрел на свою руку. Брусок так удобно лежал в ладони, что он уже и забыл, что держит его. Камень теперь стал толще на углах и слегка изогнулся дугой — а Амос не ощутил ни малейшего движения.
Поразительная штуковина. Поразительная не только в сравнении с красотой других предметов, но также в сравнении с их неподвижностью. Кукушка в гнезде. И почему ее не забрали, когда расхищали хранилище?
Тираси пихнул пилота в бок:
— Жадный козел! Пошли, Слаг, осмотрим другие залы. Может, в следующем что-нибудь отыщем.
Внезапно Января осенило. Эти мясистые «листья» были не просто декоративными лепестками вокруг входа во второй зал, а остатками еще одной двери из «пастилы».
Что-то пронзило дверь, и ее ошметки загнулись наружу, подобно кускам нарезанного пирога. Судя по расположению лепестков, дверь прорвали изнутри. А в том зале не было ничего, кроме пустого пьедестала.
— Погодите! — крикнул он, и, к его удивлению, мужчины остановились и выжидающе обернулись. Январь снова посмотрел на разорванную дверь. Что же покоилось на пьедестале, отгороженном от остальных артефактов? Непреодолимая сила? Как долго дверь сдерживала ее? Тысячелетия? Вечность? Но в конечном итоге она не выдержала. Где эта сила сейчас? Она не могла покинуть планету, это точно. Нет, она должна быть где-то в этом мире.
Ждет попутного корабля.
— Ты совершенно прав, Билл, — сказал он. — Где-то в комплексе могут храниться другие реликвии, но все, что мы знаем, что туннель… — Амос указал на полуоткрытую дверь в конце зала, то ли завороженный темнотой прохода, то ли в ожидании, что оттуда хлынет нечто непреодолимое. — Но все, что мы знаем: что он ведет лишь к тупику глубоко внутри планеты. Почему-то это кажется естественным. Но нам следует немедленно выбираться с планеты.
