Но не заглядывайте слишком далеко, вам не понравится.
— Во многой мудрости много печали?
— Кто это сказал?
— Да так... один человек.
— Один человек действительно не дурак, — благожелательно заметил чужак. — Может быть, даже двое. Те представители твоей расы, кого я знал до тебя, были глупыми и дикими. Они мертвы.
— Ты их убил?
— Я не стал их спасать.
— Кто убил их? — Этот вопрос хотелось выкрикнуть, но человек произнес его почти шепотом.
— Другой дефектный представитель моей расы. Я не остановил его.
— Ты позволил убить их, потому что они были глупы и дики?
— Да.
Еще бы не позволить, подумал человек. Можно себе представить, что тут творилось, когда каторжникам стало ясно, что никто и никогда не вернется за ними! Тут бы каждый позволил, кроме какого-нибудь дурака-гуманиста. Но такой дурак погиб бы первым.
— И твой сородич убил их за это...
— Нет. Мой сородич дефектен, я уже сообщил тебе об этом. Ты невнимателен. Мы все здесь дефектные, но дефекты бывают разные.
— А твой? — спросил человек, подозревая ответ.
— Возможно, какое-то подобие разума...
— Подобие разума — действительно дефект, — съязвил человек, но чужак вряд ли знал, что такое сарказм. Он заговорил, и картина начала обретать стройность.
Раса чужаков явилась в Астероидную систему за миллионы лет до того, как далекие предки человека расстались с хвостами. Рои коллоидных тел, неуязвимых для жесткого излучения и ударов микрометеоритов, пересекали систему во всех направлениях, играя с небольшими космическими глыбами точно так же, как дельфины еще уцелевших земных морей играют с какой-нибудь плавающей доской или кокосом. Чужаки были счастливы, а зачем нужен разум, если есть счастье? С этим утверждением согласился бы наркоман, принявший дозу, но коллоидным чужакам, не нужны были наркотики. Влево! Вправо! Вверх! Вниз! Кувырок! И дать тычка вон тому метеороиду (или ремонтной капсуле) чтобы штуковина закрутилась волчком! Весело...
Бывшие хозяева Галактики, а ныне просто счастливые космические животные, они почти не заметили вторжения людей в систему. А люди не заметили их. Людей интересовали крупные планетоиды для создания поселений и рудные тела. Люди проклинали Астероидную систему — для чужаков она была родным домом. И кто тут был чужаком?
Лишь в одном их интересы могли пересечься: изредка в стае космических дельфинов появлялись дефектные особи. Иные теряли способность летать из-за фатального стечения обстоятельств, а у некоторых давала сбои психика, что в конце концов приводило к тому же. В стае им не было места, а убивать их мешали атавистические остатки морали, превратившиеся в рефлекс. Что делают с отходами? Их перемещают на свалку.
Дефектных особей чужаки препровождали дружескими пинками на тот или иной худо-бедно подходящий астероид, где те в принципе могли найти пропитание. Подходящих астероидов было мало в процентном отношении, зато много в абсолютном. Скол, обнаживший жилы радиоактивных руд, оказался как нельзя кстати. Миллионы лет назад этот астероид стал местом вечной ссылки для дефектных чужих.
Место ссылки редко бывает курортом. «Вероятно, разум возникает — если вообще возникает — лишь в некомфортной среде», — предполагал чужак. Смертность среди дефектных с самого начала была велика. Но они размножались. Тяжелые условия жизни спустя множество поколений пробудили мысль — не у всех, лишь у некоторых. Мысль получила новый толчок с приходом людей; когда же те покинули астероид, оставив в его недрах глубокие норы, дефектные переселились под поверхность. Кое-какой словарный запас чужого, свернутые шеи «забытых» каторжан и нацарапанное на стене слово «призраки» давали представление о первых шагах новой цивилизации.
— Я понимаю, что такое жестокость. Но разве твои далекие предки поступали иначе?
Пришлось кивнуть: не поступали.
— В том числе с теми животными, которые не годились в пищу?
— Меня там не было, — огрызнулся человек. — Хотя... ты прав, наверное.
По словам чужака, в жилые ярусы колонии, кроме него, время от времени наведывался лишь Опасный — один из тех дефектных, в ком еще только начало пробуждаться подобие разума. Тысячелетний ребенок мог свернуть человеку шею просто из любопытства. Дети — великие экспериментаторы. Опасного собрата чужой брал на себя.
При следующей встрече он уже стал Другом.
– Дальше.
– М-м... кажется, я рассказал все.
– Все ли?
– Прошу прощения?
– Когда ты запустил реактор, помимо прочего автоматически включились обе системы наблюдения — стандартная и специальная. Ты довольно изящно вывел из строя стандартную систему, о чем умолчал. Если бы она была одна, тебе, вероятно, удалось бы избежать подозрений. Но специальная система продолжала работать. Работник твоего уровня и не должен был знать о ней. Спасатели, снявшие тебя с астероида, прихватили и записи, они у нас. Твои контакты с чужими выявлены и задокументированы, так что советую прекратить изображать тупоумного. Рассказывай начистоту. Имей в виду: у нас не беседа, а допрос.
– Допрос?
– Да, и тебе лучше чистосердечно признаться прямо сейчас, пока тобой занимается отдел внутренней безопасности фирмы, а не флотская контрразведка. Ну?
Прошел год ожидания, начался второй. В Астероидной системе земное время было абстракцией, а уж тут и подавно. И все же человек аккуратно выцарапывал на стене черточки, соответствующие каждым прошедшим стандартным суткам. Много раз он поднимался наверх, чтобы проверить работу маячка. Тот исправно посылал сигнал бедствия. А помощь все не шла.
Друг сдержал слово: Опасный больше не появлялся, и человек свободно ходил по колонии, не опасаясь за свою жизнь. Друг сопровождал человека, когда тот задумал спуститься в шахту, и оберегал его от случайностей. Слетались тени. Человек догадывался: не будь Друга, он не вышел бы отсюда живым. Его просто разобрали бы на части из любопытства. Возрождающаяся цивилизация чужих была дикарской, чисто детской в своем восприятии мира. В ней сосуществовали мудрецы местного масштаба наподобие Друга, отморозки вроде Опасного и просто дети, годовалые и тысячелетние, по преимуществу любознательные и не доросшие до понимания, что жестоко, а что нет.
— Вы ведь размножаетесь, — выпытывал человек у Друга. — Почкуетесь, да? На астероиде живет уже не первое поколение. Наверное, и не сотое. Неумение летать в космосе — оно что, передается по наследству?
— Бывает и так, — соглашался Друг. — Но дело не в том. Нам не нужно уметь летать без кораблей. Научимся — и конец нам. Станем безмозглыми счастливчиками, такими же, как те. — Следовал пренебрежительный жест, очень похожий на человеческий. С
