Есть ли смысл тянуть, ждать этой агонии?
Мысль подчеркнул внезапный разряд молнии.
Напоенные влагой облака конденсировались над городом, третьи сутки подряд разряжаясь грозами.
Вспышка белого сияния осветила окрестности, на миг стало светло, как днём, и Нагаев, по привычке фиксируя открывшуюся взгляду картину, вдруг заметил, как по одной из дорог, ведущих в город, движется нечто, похожее на армию насекомых…
Сенсорные системы глобального контроля уже вторые сутки сбоили из-за обилия пепла, облепившего все датчики, а в городе не осталось безропотных исполнительных механизмов, которые бы очистили их, оставалось уповать лишь на ливень…
Или на собственное зрение и абсолютную память, запечатлевшую яркую картину освещённых вспышкой молнии окрестностей.
Обработка изображения заняла пару секунд, не более.
Вывод кибернетической системы был категоричен — по южной магистрали к городу под прикрытием непогоды двигалось несколько сот эволюционировавших механизмов.
На миг Нагаеву стало жутко, потом появилась досада, но в конечном итоге на лице отразилась всё та же угрюмая саркастическая усмешка.
Что ж. Пусть будет так. По крайней мере, это лучше, чем перспектива растянувшейся на века агонии.
Он не станет поднимать тревогу.
Пусть ослепший город погрузится в хаос под ударом примитивных кибернетических форм, которые разучились сами добывать необходимые ресурсы, превратившись в кочевые орды, разорившие уже не один десяток производственно-добывающих комплексов.
Он не сдвинется с места. Ещё десять-пятнадцать минут, и проливной дождь смоет липкий пепел с датчиков обнаружения, унесёт его мутными потоками в колодцы ливневой канализации, и тогда улицы города, озарённые включившимся освещением, продемонстрируют последний акт затянувшейся на века драмы под названием «колонизация».
Свет действительно включился, но, вопреки ожиданиям Нагаева, на улицах города всё оставалось тихо и спокойно.
Население предпочитало сидеть по домам — шутка ли — третьи сутки непрекращающегося природного катаклизма, сопряжённого с перебоями в подаче энергии…
Нагаев был удивлён.
Пришлые кибермеханизмы, по всем расчётам, уже должны находиться в черте города, но почему не поднята тревога? Где паника, которой он ждал, почему не начинается предсказанный им акт трагедии?
Новый комплекс колониальной администрации, выстроенный в геометрическом центре мегаполиса, имел гораздо более серьёзную систему охраны, спроектированную с учётом опыта известных событий, фактически уничтоживших прежнее здание управления, но тем не менее до слуха Нагаева внезапно донёсся лёгкий шелест заработавшего лифта, хотя он знал абсолютно точно — в офисах, кроме него, никого нет.
Двери лифта бесшумно раздались в стороны, беспрепятственно пропуская в кабинет группу людей.
Они молча входили, осматривались и… вдруг начали усаживаться в удобные кресла за длинным столом, предназначенным для совещаний.
Нагаев резко обернулся.
— Не дёргайся! — раздался в тиши кабинета голос рослого незнакомца. Плотное телосложение свидетельствовало о прекрасной физической форме, тонкие черты лица, мужественный подбородок, но главным в облике этого человека, несомненно, были глаза. Их пронзительный взгляд, в котором непонятным образом сочетался несомненный жизненный опыт, дерзкая усмешка и холодная уверенность в своих действиях, буквально ожёг Нагаева, дав понять, что перед ним не житель порабощённого мегаполиса.
— Мы пришли, чтобы поговорить с тобой, супермашина, — он сел, полы мокрого плаща чиркнули по полу, оставив на нём влажный след.
Дерзость, прозвучавшая в словах, предполагала ответное действие, но незнакомец предупредил реакцию хозяина кабинета.
— Меня зовут Онжилай, — представился он, исподлобья взглянув на Нагаева. — Я осведомлён о твоих возможностях, но вот эта штука, — он поднял руку, повернув ребром тяжёлый автоматический пистолет неимоверно древнего образца, — ещё ни разу не подводила меня.
— Человек, твоя дерзость неуместна. Одна моя мысль, адресованная системе защиты, превратит тебя в…
Звонкий, оглушительный выстрел разорвал тишину кабинета.
— Многие думали так же, — невозмутимо произнёс Онжилай, даже не посмотрев в сторону огромной дыры в облицовке, за которой искрило разбитое пулей приёмопередающее устройство системы охраны. — Тебе нужно усвоить одну древнюю истину. Не знаю, кто её автор, но звучит она приблизительно так: «Господь сделал нас разными, но потом пришёл господин Кольт и уравнял всех в правах».
— Ты угрожаешь мне?
— Зачем? Я констатирую факт. Ты ведь не хуже меня понимаешь, насколько весомый аргумент в моих руках? Одно неправильное движение, — он усмехнулся, — и всё твоё суперсовершенство превратится в безобразную кляксу на стене. Будет гораздо лучше, если мы сможем просто поговорить. Но прежде ты должен усвоить, кто мы.
Нагаев вопросительно поднял бровь.
Ничто не могло удивить его в этом мире. Глупый человек вознамерился угрожать ему. Пусть попробует. Это даже забавно…
— Перед тобой экипаж колониального транспорта «Европа».
В рассудке Нагаева вдруг возникло ощущение сбоя.
Теория вероятности, конечно, допускала один шанс из миллиона, но…
— Знакомься, это Беат, рядом с ней Андрей Дибров, он же Кайл… вот наш непревзойдённый гений инженерной мысли, бывший глава проекта колонизации Марса Френк Лаумер, далее Антон Столетов, капитан военно-космических сил корпорации «Дитрих фон Браун»… Остальные участники исторического старта «Европы» из границ Солнечной системы, к сожалению, не смогли пережить превратности длительного межзвёздного перелёта, зато наши ангелы-хранители — Мари Лерман и Ян Ковальский — тебе отлично знакомы, я не ошибся?
Ощущение внутреннего сбоя усиливалось.
Нагаев действительно узнал их.
— Так вот, — Онжилай говорил спокойно, раскованно, но за небрежностью и некоторой насмешливостью тона чувствовалась железная воля человека, который не один десяток раз смотрел в ледяные глаза смерти и ни разу не отвёл взгляд… — Мы пришли, чтобы выразить свою признательность. — Каждое слово било Нагаева, словно он испытывал не информационные, а физические удары.
— Признательность за что? — сухо осведомился он.
— За своевременное возрождение людей. Должен сказать — работа по формированию жизнеспособной популяции была проделана блестяще.
Нагаев не нашёлся, что ответить. Он, знающий ответ на любой вопрос, впервые за многие годы не мог прогнозировать ситуацию, его логика оказалась бессильной, чувственное, эмоциональное восприятие сбоило.
