Пол уходил из-под ног, стены вращались все быстрее и быстрее. Он оперся на перила, затем опустился на ступеньки. Люди носились, как грасилы во время линьки, все вокруг себя крунша и ломая. Кто-то даже костер запалил прянмо в комнате — ив огонь полетели картины. Рушились мраморные и бронзовые статуи, пол ходуном ходил от тяжелых ударов при их паденнии.
— Вот это ночь! — восхищался Дарел. — Когнда-то давно люди создали Лувр, Великий Дворец Искусств и Императорский Сад… Мы сохраняли нее это до особого случая, и вот сегодня, в твоем присутствии…
Роун вскочил, отгоняя черноту.
— Все, я больше не могу ждать, — рявкнул он, перекрывая шум. — Где Дэзирен?
— Роун! Да забудь ты о ней хотя бы сейчас! Скоро ее выступление. А до этого нам предстоит еще много замечательных забав…
Появилась Фригет, поправляя на затылке прянди пшенично-золотистых волос, выпачканных сажей.
— Мне скучно, — сказала она. — Дарел, давай пойдем на представление.
— Но ведь еще много чего осталось, — кричал он, пританцовывая вокруг нее. — Книги, напринмер! Мы ведь их еще не трогали, и записи, станрые фильмы и… и…
— Я ухожу, — Фригет надула губы. Роун смотрел, как огненные блики играют на ее лице. Она не выдержала его взгляда.
— Не смотри на меня так, — воспротивилась она. — Ты так странно смотришь…
Роун глубоко вздохнул, на него накатила нонвая волна дурноты. Он попытался улыбнуться.
— Если бы у вас за плечами было семнадцать тысяч лет, вы бы тоже выглядели странновато.
Роуну стало казаться, будто он видит все сквозь какую-то полупрозрачную ширму. Дарел выглядел крохотным и далеким, а пол почему-то накренился, и на нем было трудно удержаться. Дикий, резонирующий вой ударил его по ушам, лицо пылало.
— Я хочу видеть Дэзирен, и немедленно, — жестко сказал он.
— Замечательно. — И Дарел окатил Фригет холодным взглядом. — Зануда!
Они оказались в комнате, обитой затертым бархатом и обсыпанной шелушащейся позолотой. Крохотные огоньки — как звезды в открытом космосе — освещали помещение. Перед Роуном были ряды сидений, расположенные по наклоннной к сцене, над которой висели небольшие-балнкончики. И все это немалое пространство кишело возбужденной, многоголосой толпой мужчин и женщин, перепачканных сажей.
— Сегодня, Роун, вы увидите нечто такое, — произнес Дарел низким, дрожащим от волнения голосом, — чего вам не доводилось видеть раньше. И это покажет Дэзирен.
— А что она будет делать? Играть на каких-нибудь инструментах? Петь? — От одной мысли, что он снова увидит ее, пульс забился в висках.
Роун невольно вспомнил Стеллери с ее эротинческими танцами. Наверняка Дэзирен не станет делать ничего подобного…
— Хозяин, — жалобно проскулил Состель, — пожалуйста, позволь привести врача, чтобы он осмотрел тебя.
— Ты уже дал мне какую-то дрянь, — огрызннулся Роун. — Не надо, со мной все в порядке.
Голубой туман заклубился по сцене. Из него как бы выплыл небольшой серебристо-голубой пенсик, подвывавший так пронзительно, словно пел какую-то жалостную песенку. Синий свет исчез, его сменили пастельные тона — розовато-лилонвый, голубоватый, желтоватый и дождливо-сенрый. Песня голубой собаки завершилась визгом, и Состель, сидящий возле Роуна, невольно вздрогнул. Теперь Роун сумел различить и друнгую выплывшую из тумана фигуру. Женщина в прозрачном одеянии, окутывавшем ее с головы до ног, прошла вперед, наброшенный на ее лонконы воздушный шарф легкими волнами спадал с ее головы. Это была Дэзирен.
Музыка звучала мягко, спокойно, почти убанюкивающе. И Дэзирен двигалась легко и грацинозно, как бы играя в тумане. Затем темп музыки и ее звуки заметно изменились, послышался нанстойчивый и повелительный бой барабанов. Роун прислушался к дыханию Дарела и почему-то вспомнил ужасный барабанный бой в цирке, в ту самую ночь, когда он, застыв от страха, стоял на натянутой проволоке где-то между землей и небом один на один со смертью.
Что же это такое? Почему он испытывает сейнчас ощущение страшной опасности? Почему мунрашки побежали по коже, а тяжелый ледяной ком мешает дышать? Он повернулся к Дарелу, собираясь попросить остановить шоу, и не реншился. Однако по мере развивающегося дейстнвия на сцене липкий страх обволакивал его все больше и больше. Что-то во всем этом было не то. Не то…
Дарел улыбался торжественно и гордо.
— Между прочим, — сказал он, — я не говонрил, что она моя дочь?
— Ваша дочь? — одними губами, задохнувншись, повторил Роун. — Вы же еще не старый, — заметил он.
Удивление отразилось на лице Дарела.
— Не старый…— что-то в его тоне было страннным и тревожным. — Ты имеешь в виду… ты…— он подавился. — Помнится, когда-то я учил, что раньше люди умирали, как собаки, прожив конроткую жизнь. Ты имеешь в виду, Роун, что ты… ты…
— Неважно, — оборвал его Роун.
Дэзирен приступила к стриптизу. Музыка станновилась все более и более вкрадчивой, интимнной, затем совсем замедлила свой темп. И вот когда, сделав пируэт, Дэзирен освободилась от всей одежды и розово-золотистым пятном стала высвечиваться на темном фоне тумана, маленьнкая серебристо-голубая собачка просеменила к ней на сцену, держа в лапах подушечку с канким-то блестящим предметом.
Это был длинный, острый, с тонким лезвием нож. Танцуя, Дэзирен схватила его и, подняв вынсоко над головой, устремилась к боковой части сцены. Темп музыки изменился, теперь в ней преобладал дикий, необузданный, какой-то звенриный ритм. Он пробивался откуда-то из темнонты, из забытой жизни Роуна, и снова страх стал разбухать, заполняя собой каждую клетку его тенла. Он встал…
Неожиданно Дэзирен остановилась. Покачиванясь на носочках, держа скальпельно-острый клиннок в правой руке, она с той же грациозностью, спокойно и медленно отсекла себе левый мизиннец.
Страшный крик вырвался из груди Роуна. Он стремглав нырнул вниз, в толпу, даже не сознанвая, что лупит направо и налево всех, кто попандается ему под руку В два прыжка он оказался на сцене и успел выхватить нож в тот момент, когда Дэзирен собиралась полоснуть себя по занпястью. Он схватил ее на руки, заглянул в глаза, пустые и мертвые, словно провалы выбитых окон в разрушенном доме.
— Зачем? — закричал Роун. — Зачем?
Кровь текла по руке Дэзирен. Казалось, на мгновение ее глаза вернулись к жизни, но тут же снова угасли. Роун подхватил ее, повернувншись к остальным. В воздухе витал запах крови, Роун даже во рту чувствовал ее вкус.
— Доктора сюда! Она умирает!
Серовато-бледное лицо Дарела возникло перед ним. Он яростно тряс кулаками над головой, ранзинув слюнявый рот.
