— Первый Советник, — сочувственно заговорил Болячка. — Ты постоянно ссылаешься на циклы. Мы видим, как меняется твое тело. Ты так нервничаешь. Может быть, это уже начинается реакция на циклы?
Раштак примерз к полу. Они все-таки решили так. Они допускают такую возможность. Что делать дальше? Любые его слова будут восприниматься как проявление паранойи Пашти. Циклы. Трижды проклятые циклы. Он наполнил воздухом свои продолговатые легкие и с шумом выпустил его так, что вибраторы на конечностях пришли в движение.
Все трое Ахимса Овероны стали опадать — они вдумывались в это новое предположение. Раштак хотел гневно возразить, но вовремя остановился: ему нельзя быть раздражительным, нельзя дать Оверонам еще одно доказательство, что проклятые циклы уже мешают ему владеть собой. А к какому иному логическому заключению могли они прийти, если на их глазах в течение тысячелетий Пашти столько раз уже сходили с ума?
Нижняя часть тела Раштака встревоженно задребезжала:
— Чувствую, что нет смысла разговаривать. Все, что я скажу, вы спишете на циклы. Но, пожалуйста, будьте настороже. Если Шист прав, то, что бы ни предпринял Толстяк, это произойдет очень скоро. Кроме того, еще несколько дней отделяют от нас циклы. Если уже сейчас мы начали сходить с ума, это очень странное проявление циклов, и нам хотелось бы собрать все сведения об этом, когда все будет кончено. Вы не могли бы проследить за приближающимися событиями и снабдить нас записью? Таким образом мы все потом узнаем.
Болячка сделался совсем плоским, выражая согласие.
— Мы сделаем это. Первый Советник. А тем временем мы попытаемся связаться с Толстяком. Во время нашей беседы Созерцатель послал несколько запросов по всем каналам нашей связи. Толстяк не отвечает. Когда он ответит, мы попросим у него разъяснений. Если он что-то затеял, мы немедленно дадим вам знать.
— Спасибо, — ответил Раштак. — Ты очень любезен, Оверон. Извини, если что не так. — Он в точности воспроизвел все стадии прощального ритуала. Не хватало еще, чтобы они обвинили его в невежливости.
Экраны потухли, Раштак гневно стукнул по полу, прогоняя нескольких путавшихся под ногами самок.
Сэм сидел на столе, свесив ноги. Виктор улыбнулся какой-то своей мысли и прислонился спиной к стене, глядя на голографическую модель станции Тахаак в разрезе. Они могли наблюдать за происходящими внутри событиями: видеть свои войска, растекающиеся по коридорам и обстреливающие Пашти.
Любопытно, как быстро они стали единомышленниками. Они работали сообща, как два эксперта, уважительно относящихся к мнению коллеги. Два разных тактических течения соединились. Каждый из них испытывал какое-то особенное, новое и волнующее чувство. Понял ли это Толстяк? Когда он подбирал персонал, думал ли о совместимости индивидуальностей?
— Думаю, Маленкову следует держаться поближе к своим танкам. Они ударили по второму узлу и рассеялись. Если Пашти появятся на этом участке, они отрежут Маленкова от машины Бен Яра, — сказал Сэм, указывая на голографическую запись.
— Я поговорю с Николаем. — Виктор прошел сквозь голограмму и уселся на стул, скрестив ноги. Он сделал пометку в своем блокноте. — Что еще?
Сэм покачал головой.
— Я больше ничего не заметил. А ты?
Виктор приказал обручу повторить картину атаки. С различных точек обзора он просмотрел сцену, когда торпеда проскальзывает сквозь стену станции, катясь под уклон.
— Вот. Видишь, Итцак выгружается превосходно, его машина начинает движение, как только выбрасывается трап, а вот Неделин и Уотсон не очень-то торопятся последовать за ним. Посмотри, они еле идут, даже посмеиваются. Конечно, это только тренировка, но все-таки…
— Ну что ж, им следует намылить шею. — Сэм сжал губы и сделал пометку в своем блокноте. — Еще что?
Виктор покачал головой и отключил систему.
— Ничего. Хотя, пожалуй… — он тряхнул головой, не зная, как начать разговор.
Сэм почесал в затылке и опустился на стул.
— Говори, товарищ майор.
Виктор подпер голову локтями.
— У меня появилось ощущение, что скоро что-то произойдет. Какой-то зуд. Шестое чувство подсказывает мне: если мы не подтянемся, то потом придется очень сожалеть об этом.
— Моральное состояние?
Он кивнул, сосредоточенно глядя на Сэма.
— У меня трое выбиты из колеи. Может, заболели. После тренировки я послал к ним Мику напомнить об их долге перед партией и перед несчастными парнями на Земле.
— Поэтому у тебя такой встревоженный вид?
Виктор вскинул бровь.
Сказать ему? Да, он имеет право знать. Он может принять решение или отдать приказ, если понадобится заменить меня. Он должен иметь верное представление о моей команде.
— Да, потому что посылать Мику было рискованно. Он слишком уж серьезно относится к своим обязанностям.
— Иногда ему не хватает гибкости. А в то же время, я думаю, именно Мика может лучше всех справиться с моральными проблемами. Сэм, я хочу, чтоб ты знал кое-что. Я знаю Мику очень давно. Он попал в мою группу в чине младшего лейтенанта сразу после окончания Фрунзенской военной академии. Однажды, еще в академии, он выдал своего лучшего друга: тот однажды ночью смылся к своей подружке. За это полагалось два года штрафных батальонов. Мика ставит долг выше дружбы. Эта его несгибаемость стоила ему многого — в частности, он почти не продвинулся по службе. Сейчас он уже мог бы быть капитаном, а он все еще простой лейтенант. Он даже не дослужился до старшего лейтенанта. Он не умеет приспосабливаться, он не понимает, что командиру иногда необходимо пойти на компромисс.
Сэм скрестил руки и медленно кивнул:
— Понятно. Из него получился отличный лейтенант.
— Нет, отличный сержант. — Виктор улыбнулся. — А кроме того, он очень долго занимался партийной работой. В Афганистане он был самым надежным. Может быть, Мика рожден специально для той войны. Его качества пригодились бы в минувшей войне с нацистами. Но здесь, честно говоря, он причиняет мне беспокойство. Все остальные в моем подразделении умеют приспособиться к любым условиям. А у Мики очень ограниченное воображение. Его жизнь посвящена одной цели — построению коммунизма. На это есть свои причины личного порядка, и я не хочу в них вдаваться. Однако мне хотелось бы держать тебя в курсе. Я постараюсь не спускать с него глаз. Я знаю его и знаю, как справиться с его проблемами.
— Как ты сделал сегодня?
— Точно. Но что нас ждет впереди?
Сэм кивнул:
— Да, среди моих ребят тоже не все ладно. Правда, все это протекает помягче. Наверное, потому, что Мэрфи с ними разговаривает. Однажды я заметил, что Круз совсем плох. Потом Мэйсон начал киснуть. Может, волнуется, женится ли на Памеле, когда вернется, или нет. Но Мэрфи держит руку на пульсе.
