И тишина внутри клубка огня, ровным счетом настолько, чтобы всплыла в памяти древняя харизматическая легенда, откуда мальчик из хорошей семьи дернул словцо, не без юмора определяя смысл своей послежизни.
Натали забарабанила по панели, требуя врубить обратно общую связь: та включилась с щелчком и без каких-либо комментариев. Одиннадцатый желал уяснить, какого черта он должен подчиниться младшему номеру, на что ему в особенно доходчивых выражениях указали, куда именно и кто лично воткнет ему торпеду, буде он промедлит занять указанное место в строю.
— В моей кабине — женщина, и то… — рявкнул Назгул, а потом, приватно и доверительно, для одной Натали пояснил:
— Осточертел этот саботажник еще при жизни…
Смерти нет!
То, что последовало дальше, было, по-видимому, настоящим и всерьез… Брани столь чудовищной и столь виртуозной Натали в жизни не слыхала, да и представить не могла, чтобы ту встречали с таким неописуемым ликованием. Назгул, имевший, по всей видимости, шаровой обзор, вертел строем как единым целым, прицельным концентрированным огнем пресекая попытки уродов сомкнуть ряды. Зубы стучали непрерывно, и ее колотила сумасшедшая дрожь. Но то был восторг потока, подхватившего ее, и если потом те, кому удалось сохранить жизнь и здравый рассудок, утверждали, будто бы с начала действий не попадали в более опасную переделку, Натали ничем не могла подтвердить их слов. Она даже не помнила, как вела машину назад, на базу. Может, и не сама. Да точно, не сама, потому что Назгул нырнул в шлюз, не дожидаясь погрузки в кассету, точнехонько сбалансировав направление, импульс посыла и перепад гравитационных полей внутри и снаружи, и остановился, молчаливый, но довольный и гордый.
И только тут ее отпустило. И отпустило жестоко, приподняв и шлепнув оземь, словно из невесомости разом под три «же», желудок рванулся вверх, а кости ног наоборот куда-то исчезли. Трясущимися руками и не с первого раза Натали откинула блистер. Выползти самой тоже не получилось: Фрост, видавший всякое, подкатил лесенку, поднялся по ней и попросту вынул Двенадцатую из ложемента за плечи, и перевалил через борт. По лесенке она и сползла, скорчившись у обутых резиной стоек. Рвать было нечем, иначе, как пить дать, осрамилась бы прямо здесь… Фрост подложил ей под спину свернутое в валик одеяло.
Ангар вне желтой линии, отсекающей Тецимы, был полон, но люди стояли вплотную друг к дружке, придавленные недоуменной тишиной. Имя «Эстергази» перепархивало бабочкой над головами. Гросс, всей массой тела раздвигая толпу и шатаясь, как пьяный, прошел к своему — своей? — пилоту.
— Ну и… голос у тебя, Двенадцатая.
* * *
Этим дело, само собой, не кончилось. Стянув скафандр, совершенно мокрый внутри, трясясь под наброшенным одеялом и прихлебывая чай, поданный Фростом, Натали наблюдала, как понемногу, неохотно покидали ангар люди, которым, по сути, нечего было здесь делать — только удовлетворять любопытство. До большинства дошло уже, что все здесь были бы уже мертвы, когда б не «эта штука», и разузнавали обиняками: «правда ли, что…» В отдалении Джонас беседовал с Гроссом, и когда комэск вновь подошел к Натали, выглядел он мрачнее тучи.
— Что за песни я слышу про выход из боя?
Чашку пришлось отставить, хотя и с сожалением. За нее, по крайности, можно было держаться. Комэск перешел на шепот.
— Джонасу всей веры — полслова, он известный перестраховщик. Если смогу — вытащу, но что там, черт побери, было?
— Я не справилась с управлением, — сказала Натали, не глядя, впрочем, ему в лицо.
— На хрен ты вообще там сидишь! — вспылил Гросс, протягивая руку. — Должна справляться. Кассету!
Пришлось лезть в кабину, преодолевая тошноту и ломоту в костях. Назгул был вызывающе безгласен. Гросс сунул кассету в карман и направился в каморку механиков, откуда вылетел через минуту.
— Она ж пустая, — буркнул он. — Будто ты и двигатель-то не включала. Ччерт… Ты пойми, отправить под трибунал не добровольца… женщину… у меня б язык не повернулся. Но тут, — он указал подбородком на Тециму, — нет же ничего нормального! Каждый дурак захочет сказать свое веское слово. Готовься, затаскают.
С этими словами он ушел, а Натали поднялась по лесенке и, не залезая в кабину, приложила к уху шлемофон.
— Это как это?
— Ибо нефиг, — меланхолично сказали там. — Думается мне, нам есть что сказать друг другу без лишних глаз.
Разбирательство, само собой, не замедлило. Комната, куда вызвали Натали, битком была набита начальством. Эреншельд сидел в дальнем углу с видом, что он-то секрет Назгула знал с самого начала, но играл по правилам, подчиняясь приказу. Встрепанный Тремонт, невозмутимый Краун, офицер СБ, похожий на лабораторный фильтр, в том смысле, что готов объяснить явление, но только в рамках ситуации, и ни слова сверх. Гросс стоял посреди комнаты навытяжку, и всю дорогу, пока он отвечал «за нее», молодецки делая вид, будто в курсе всего, Натали мечтала отстоять процедуру, спрятавшись за его широкой спиной.
Не удалось. Впрочем, всегда остается удобная возможность сказаться дурой. Никто, как правило, этому не удивляется.
— Все в итоге сводится к одному, — сказал ей Краун. — У нас на вооружении, как оказалось, состоит уникальная сущность. Кассета с записью пуста: как я понимаю, это знак, что сущность демонстрирует некие возможности и желает установить свои правила. С другой стороны — мы являемся сообществом, которое не может допустить послабления в своих рядах. Тем более в состоянии войны. Экстраполяция записей с других кассет увеличивает личный счет Назгула, — он невольно усмехнулся, — как минимум на 15 единиц. Невероятно. Плюс фантастически результативная организация атаки. При всем моем уважении к леди, едва ли мы можем посчитать все это ее личным вкладом в военное дело. У меня остался один простой и прямой вопрос: кто покинул бой? Вы или Назгул? Честный ответ на этот вопрос важен неимоверно. От него зависит, являются ли понятия присяги, верности, чести и долга базовыми для новой сущности, а следовательно — насколько оправдано нахождение ее на балансе Вооруженных Сил Империи.
— И не рассматривайте нас как бездушных чудовищ, леди, — добавил Эреншельд. — Мы знали человека. С этого офицера можно было писать Устав.
— Поставьте себя на его место, — ляпнула Натали.
Мужчины замолчали, она даже испугалась бы, кабы было куда больше пугаться.
— Вы ведь… эээ… не случайный человек в кабине опытного образца?
— Кто-то наверху решил, что так.
Гросс сбоку присвистнул, немедленно извинившись перед командованием. Командованию, видимо, только субординация помешала сделать то же самое. И только эсбэшник кивнул: дескать, знал с самого начала.
