— Это невозможно. Мэр Бранно собирается сама присоединиться к этим кораблям, и разведчики уже прошмыгнули через гиперпространство на территорию Геи.
Тубинг широко раскрыл глаза.
— Говорю вам, будет война!
— Вы наш посол. Предотвратите войну. Дайте сейшельцам любые заверения. Отрицайте дурные намерения с нашей стороны. Скажите им, что они выгадают, если будут сидеть тихо и подождут, пока Гея нас уничтожит. Говорите, что хотите, но успокойте их.
Он остановился, изучая лицо ошеломленного Тубинга и добавил:
— Это все. Насколько мне известно, ни один корабль Сообщества не высадится ни на одной планете Сейшельского Союза и не вторгнется ни в одну точку его пространства. Однако любой сейшельский корабль, который попытается бросить нам вызов вне территории Союза — и, следовательно, на территории Сообщества — будет немедленно превращен в пыль. Объясните это сейшельцам и успокойте их. Если вам это не удастся, придется дать строгий отчет. Пока что, Тубинг, ваша работа была легкой, теперь вам предстоит потрудиться. Следующие недели решат все. Если вы нас завалите, ни одно место в Галактике не будет для вас безопасным.
Ни веселья, ни дружелюбия не было в лице Коделла в тот момент, когда связь прервалась и изображение пропало.
Тубинг, разинув рот, смотрел на то место, где оно было.
68
Голан Тревиц схватил себя за волосы, как будто пытался наощупь определить состояние своих мыслей. Он отрывисто сказал Пелорату:
— Что происходит с вашим разумом?
— Происходит с разумом? — непонимающе спросил Пелорат.
— Да. Ведь мы в ловушке. Наш корабль под внешним контролем, и его неотвратимо тащит в планете, о которой мы ничего не знаем. Вы в панике?
На длинном лице Пелората отразилось некоторое уныние.
— Нет, — сказал он. — Радости я не чувствую, немного опасаюсь, но не паникую.
— Как и я. Не странно ли? Почему мы не волнуемся?
— Мы ведь ожидали чего-нибудь в этом роде, Голан.
Тревиц повернулся к экрану. На нем по-прежнему была космическая станция. Она стала больше, это значило, что они приблизились.
Конструкция станции не казалась внушительной. Ничто в ней не говорило о сверхразуме. Она выглядела довольно примитивной… И все же корабль находился в ее хватке.
— Я мыслю аналитически, Янов, — сказал Тревиц. — Хладнокровно! Я думаю, что я не трус и умею вести себя под давлением, но я склонен переоценивать себя. Как и все. Я должен был бы сейчас вскакивать и садиться, суетиться и немного потеть. Может быть, мы и ждали чего-то, но это не меняет того факта, что нас схватили и могут убить, а мы беспомощны.
— Я так не думаю, — возразил Пелорат. — Если геяне смогли захватить на расстоянии наш корабль, они и убить нас могли на расстоянии. Если мы все еще живы…
— Но в неприкосновенности мы не остались. Я вам говорю, что мы слишком спокойны. Наверно, они нас транквилизировали.
— Зачем?
— Может, чтобы сохранить нас в хорошей ментальной форме. Если они хотят нас сперва допросить. А уж потом убьют.
— Если они настолько разумны, чтобы хотеть нас допросить, они могут оказаться настолько разумными, чтобы не убивать нас без веских причин.
Тревиц откинулся назад в своем кресле — кресло они не лишили функций, и оно отклонилось — и положил ноги на стол, туда, где обычно, в контакте с компьютером, лежали его руки.
— Они вполне могут оказаться достаточно талантливыми, — сказал он, — чтобы сочинить что-нибудь, что можно счесть веской причиной… Все-таки, если они и вмешались в наши разумы, то не сильно. Будь это, к примеру, Мул, он заставил бы нас в экзальтации и исступлении стремиться туда, крича от желания скорее прибыть. — Он показал на космическую станцию. — Вы чувствуете что-нибудь такое, Янов?
— Безусловно, нет.
— Видите, и я в состоянии рассуждать хладнокровно. Очень странно! Или, может быть, я в панике, не соображаю, обезумел и лишь тешу себя иллюзией, что предаюсь хладнокровным аналитическим рассуждениям?
Пелорат пожал плечами.
— Мне вы кажетесь разумным. Возможно, я тоже тешу себя иллюзиями и так же безумен, как вы, но такие споры нас никуда не приведут. Все человечество может быть безумным и подчиняться всеобщей иллюзии порядка, живя в то же время во всеобщем хаосе. Этого нельзя опровергнуть, и наш единственный выход — это доверять своему рассудку… Между прочим, — добавил он вдруг, — я тоже немного порассуждал.
— Да?
— Вот мы все говорим о Гее как о планете Мулов или возрожденного Второго Сообщества. Не приходило ли вам в голову, что есть третья альтернатива, даже более разумная, чем эти две?
— Какая еще третья альтернатива?
Взгляд Пелората обратился внутрь, и он не глядя на Тревица, задумчиво и тихо заговорил:
— Мы имеем планету Гея, которая сумела неограниченное время оставаться в изоляции. Она не пыталась установить контакт даже с соседними планетами Сейшельского Союза. На ней передовая наука, если верить рассказам о разбитых флотах и ее безусловной способности контролировать сейчас нас — и все же она не делала никаких попыток расширить свою власть. Ей надо лишь, чтобы ее оставили в покое.
Тревиц прищурился:
— Следовательно?
— Это как-то не по-человечески. Более двадцати тысяч лет человеческой истории в космосе — это непрерывная повесть об экспансии или попытках экспансии. Почти все известные планеты, пригодные для заселения, заселены. Почти все они конфликтовали со своими соседями и стремились их захватить. Если Гея вела себя столь не по-человечески в этом отношении, то, может быть, она и в самом деле нечеловеческая планета?
Тревиц покачал головой.
— Невозможно.
— Почему невозможно? — добродушно возразил Пелорат. — Я вам говорил, как загадочно то, что человеческая раса единственная разумная в Галактике. А если это не так? Может быть, на одной планете есть другой разум, лишенный человеческой агрессивности? Кстати, — Пелорат воодушевился, — Что если в Галактике миллионы различных разумов, но экспансионист только один — мы? Остальным нравится тихонько и ненавязчиво сидеть дома…
— Абсурд! — сказал Тревиц. — Мы бы на них наткнулись. Мы бы высадились на их планетах. Они бы встретились со всеми стадиями нашего развития и не смогли бы нам сопротивляться. Но мы никогда не встречали ничего подобного. Космос! Мы даже никогда не встречали развалин или останков нечеловеческой цивилизации, не так ли? Вы историк, это вам известно. Встречали?
Пелорат покачал головой.
— Не встречали… Но, Голан, одна-то могла оказаться? Вот эта!
— Я не верю в это. Вы же сказали, что «Гея» — версия названия «Земля» на каком-то древнем диалекте. Как она может быть нечеловеческой?
