Управлением машиной он не занимался. Зачем — не XX век на дворе, машина запомнит единожды пройденный маршрут и пройдёт его сама.
Наконец колея оборвалась у какой-то голенастой машины, которая стояла, уткнувшись своим хоботом в склон горы. Рядом лежала пачка пластиковых труб. Вездеход встал рядом с громоздкой гусеницей буровой машины, спутник Анджея взобрался на сиденье с ногами и легко перепрыгнул на её корпус. После того, как он что-то там осмотрел, пришла в движение механическая рука машины и начала перегружать в кузов вездехода узкие длинные ящики.
— Неплохо. Пятнадцать метров прошли за последние сутки, — с этими словами геолог вытащил из поясного чехла то ли большой коммуникатор, то ли маленький планшет и минуты три что-то туда записывал. — Поехали домой.
Дома пришлось вручную разгружать ящики под тот же навес, под которым хранились экзоскелеты. При этом экзоскелет никто не подумал надеть — не так уж и много весит ящик с метровым керном.
— А зачем был нужен человек в поездке за кернами? — cпросил Анджей, когда они вошли в купол и сняли скафандры. — Вездеход прекрасно доехал бы до буровой сам, а буровая своим манипулятором перегрузит керны без участия человека.
— Э, нет, за машиной пригляд нужен! — возразил водитель. — Я ведь не просто так перегружал добытое, а сначала осмотрел машину, посмотрел на долото, на шарниры. Одна телеметрия всего не расскажет. А так, глазами или на ощупь, можно заметить надвигающиеся неприятности раньше, чем они случатся. Опять же характер работы буровой скажет об этих породах кое-что, чего не заметишь на глаз. Поэтому хотя бы раз в сутки на буровую надо заглянуть живьём.
Ещё через полчаса Жоан засобирался. Здесь ночь уже вступала в свои права, и надо было дать людям отдохнуть, но в пятидесяти градусах долготы была ещё одна точка, которую требовалось посетить.
В Офир-западный они вернулись только через двенадцать часов, посетив четыре партии, раскиданные по разным углам планеты.
— Больше, чем по четыре точки, на один вылет я стараюсь не ставить, — рассказывал Жоан в последнем баллистическом полёте. — В конце концов, я тоже не железный. А перед каждой точкой нужно готовиться, вспоминать, кто там и что там.
В вагоне рейлера Офир-Западный — Мельдилорн Анджей сидел с закрытыми глазами, прокручивая перед внутренним взором калейдоскоп лиц, скал, кратеров. Ему и раньше приходилось сталкиваться с людьми, которые были безумно влюблены в какие-то совершенно бесчеловечные ландшафты вроде сухих долин Мак-Мёрдо или Долины Монументов, но здесь это воспринималось как-то по-другому. Особенно на фоне О’Фира и вообще хандрамитов.
Вот сухой, почти лишённый воздуха шарик, летящий в космосе. И вот люди, которые считают его своей родиной. Одни из них превращают маленькую бороздку вдоль экватора этого шарика в место, полное жизни, а другие изучают этот шарик таким, каким он был до прихода человека. Но и те, и другие по-своему любят этот мир.
На следующий день после того, как Анджей вернулся с харрандры, Труди наконец решила похвастаться своим фильмом. Очень вовремя, потому что отлёт «Ариадны» был назначен на следующий день.
Фильм получился короткий, около получаса. Оно и понятно — группа студентов колледжа сняла его меньше, чем за неделю. Сюжет был простым и непритязательным: на гонку солнечных парусников с грузом чая по маршруту Земля—Марс накладывался любовный треугольник, где два капитана-конкурента были влюблены в одну и ту же девушку.
Но сами съёмки… Во-первых, манёвры солнечных парусников в космосе на фоне планет — явная компьютерная анимация. Во-вторых, экипажи в кабинах: чувствовалось, что эти сцены ставил человек, который очень хорошо представляет, как ведут себя люди в микрогравитации. Юмор комических моментов, когда члены экипажа постоянно «забывали», что ускорение здесь всего несколько сантиметров в секунду за секунду, замечательно скрадывал банальность мелодраматического сюжета.
— Кто ставил сцены в кабине? — спросил Анджей.
— Я! — гордо ответила Труди. И пояснила: — Я почти год проработала подмастерьем в Гелиуме, поэтому знаю, как двигаются люди в микрогравитации, — она перемотала фильм и пустила повтор сцены, где парусники маневрируют над покрытой облаками Землёй. — Вот было бы здорово, если бы этот фильм увидели не только у нас на Марсе, но и на Земле!
— А какие сложности? — удивился Анджей. Он уже пробовал смотреть с Марса кое-какие страницы в земном интернете, и вроде даже получалось, хотя, конечно, приходилось ждать минут по двадцать. — Что, отсюда нельзя зарегистрироваться на cinematron.org и выложить?
— Нельзя. У вас там очень маленький таймаут на ввод пароля. Пока сигнал бегает туда-сюда, оно уже отвалится.
— Но я-то сейчас тоже лечу не на Землю… — Анджей задумался. — Стоп, есть одна мысль!
Он достал наладонник и стал писать письмо Маре. Через полчаса пришёл ответ: «Я тоже пока не очень на Земле. Пусть напишет Киму.»
В кают-компании за обедом капитан помогал Каямуре разобраться с дальнейшим маршрутом. Расчётное время прибытия «Марианны» в космопорт Лерна оказалось на три часа позже старта «Восхода Хары» — рейсового пакетбота, обслуживающего линию Бета–Хара. Все-таки, хотя обе системы были достаточно населены, Хара — это не Арктур и даже не Толиман, поэтому регулярные рейсы обслуживались всего двумя кораблями, и получался один рейс в две мегасекунды.
Конечно, Мир Беты — такое место, где в течение вынужденного трёхнедельного ожидания учёный найдёт, чем заняться. Но Каямуре очень хотелось домой.
— Нельзя ли немножко ускориться?
— Увы, не получится, — нахмурился капитан. — Мы и так идём по практически оптимальной траектории. А тормозиться об атмосферу, как под Сигмой Дракона, над цивилизованным миром нам никто не разрешит — мы должны честно выйти на круговую парковочную орбиту, дождаться своей очереди на посадку и всё такое. Всё-таки Лерна — хорошо посещаемый порт, здесь садится не меньше десятка кораблей в день. Хотя… — он наморщил лоб. — Есть одна мысль. Если старина Самурай согласится… Напишу-ка я ему письмо.
«Марианна» находилась ещё в сотне гигаметров от Мира Беты — слишком далеко для интерактивной связи. Приходилось писать письма и ждать ответа.
Ответ был положительный. Капитан Такуда по прозвищу Самурай был однокашником капитана «Марианны», носившего в те годы прозвище Татарин. Не могло быть и речи, чтобы отказать бывшему сокурснику в такой мелочи, как принять у него пару пассажиров непосредственно перед уходом с околопланетной орбиты.
