– Прости. Ты говорил сам с собой, без связи. Теперь пройдет.
Квилан передвинулся на кровати, прокашлялся и убедился, что снова вполне владеет своим телом.
– Я хотел только сказать «нет». У меня нет необходимости рассказывать тебе об этом.
– Ты уверен? Ты никогда еще не был в таком состоянии за все то время, что мы с тобой вместе.
– Но я говорю, что со мной все в порядке, тебя устраивает?
– Устраивает, устраивает. Ладно.
– А если бы и было по-другому, то что это теперь меняет? Лучше попытаюсь снова заснуть. Поговорим позже.
– Как хочешь. Спи крепко.
– Сомневаюсь.
Квилан лег на спину и смотрел, как летят по небу пушистые полосы снега, как беззвучно завиваются они в причудливые спирали, и гадал о том, точно ли так же видит этот снег другое сознание, смотрящее на мир его глазами.
Но заснуть он, естественно, не смог.
С дюжину цивилизаций, которые постепенно шли той же дорогой, что и сама Цивилизация на протяжении своих веков дефицита, тратили огромные усилия на то, чтобы виртуальная реальность стала, по возможности, по-настоящему реальной и осязаемой. Даже когда была создана сама Цивилизация, потребовались определенные серьезные затраты энергии и времени – как биологических существ, так и машин – на то, чтобы усовершенствовать различные методы, благодаря которым человеческий сенсорный аппарата смог бы испытывать то, чего в реальности не происходило.
Благодаря этим предварительным усилиям уровень точности и достоверности виртуальной реальности, доступной любому гражданину Цивилизации, стал очень высоким, высоким настолько, что потребовалось внедрение определенных синтетических ключей, дабы порой напоминать субъекту, что то, что в данный момент ему кажется реальным, на самом деле не всегда таковым является.
Но даже после внедрения таких ключей живость и непосредственность виртуального мира оказались настолько сильными, что большая часть населения все-таки забывала о нереальности происходящего. В результате постепенно, век за веком, сложилось странное мнение, будто любому жителю Цивилизации в любое время можно испытать все что угодно, где угодно и как угодно, не сходя с места, и беспокоиться о том, происходит ли это в действительности или нет, совершенно не обязательно.
Естественно, что почти все жители хотя бы раз, – а некоторые и постоянно, – испытывали (то есть видели, слышали, нюхали, пробовали, чувствовали и т. д.) нечто, чего в реальности просто никогда быть не могло.
Аватар фыркнул:
– И все-таки они делают это!
В его смехе Кэйбу послышалась удивительная сердечность, которую было странно слышать и от машины, и даже от человекообразного воплощения машины.
– Что делают? – уточнил он.
– Подделывают деньги, – усмехаясь и качая головой, ответил аватар.
– Разве это возможно? – нахмурился Кэйб.
– В целом, конечно, нет, но отчасти… Есть такая старая присказка, – посмотрел он на хомомдана.
– Да, я знаю, «подделывай, но не попадайся» или что-то в этом духе, – процитировал он.
– Именно, – аватар кивнул. – Так вот, они подделывают билеты на концерт Циллера. Но это еще что. – Происходят вообще неслыханные вещи: люди ради билетов устраивают для тех, кто может их достать, космические круизы, меняют любовников, соглашаются забеременеть, меняют внешность в угоду желаниям партнера, да что внешность! Они даже меняют пол, лишь бы угодить кому нужно – и все ради билетов! – Аватар развел руками. – Какое удивительное, трогательное, романтическое варварство! Не правда ли?
– Абсолютно, – согласился Кэйб. – Только вот насчет «романтичности»…
– Нет, они воистину романтичны в этом. Представляете – опуститься до натурального банального обмана, забыв все достижения миллионов лет!
– Как необычно!
– Да-да, очень необычно, – подхватил аватар. – Вдруг, разом, все оказались музыкальными фанатами. Я уже устал объяснять, что места для танцев не будет. – Он снова развел руками и махнул в сторону зала. – Вот так. А вы что по этому поводу думаете?
– Все это очень впечатляет.
Зал Штульен был пока еще практически пуст. Но уже вовсю и строго по расписанию шли приготовления к вечернему концерту. Аватар и хомомдан стояли на краю амфитеатра рядом с батареей софитов, лазеров и других сложных осветительных приборов, по мнению Кэйба, весьма напоминавших оружие.
Прозрачный синий день клонился к концу, солнце медленно опускалось. Тени становились все меньше и меньше, но еще доходили до четырехсотого ряда.
Зал имел около километра в ширину – настоящий Колизей, построенный из угольной фибры и прозрачных бриллиантов. Посередине находился круг, который мог по мере надобности трансформироваться то в спортивную арену, то в конную площадку, то в театральную сцену. Имелась на случай непогоды и прочная крыша, никогда, впрочем, не употреблявшаяся.
Действительно, основной ценностью этого зала и являлось то, что он открыт небу. Даже, если бы погода подпортила, Хаб решился бы, хотя и делал это весьма и весьма редко, вмешаться в метеорологическую систему, воспользовавшись энергетическими проекциями и полями. Желаемый эффект так или иначе, но был бы достигнут. Такие вещи не поощрялись, но иногда, особенно ради удовольствия такой огромной массы людей, все-таки можно было прибегнуть к таким возможностям.
Технически зал Штульен представлял собой гигантскую специализированную баржу, которая плавала по сети каналов, медленно преодолевая реки, озера и небольшие моря, разбросанные по всему Мэйсаку, плавала сама по себе, создавая, таким образом, широкий выбор различных декораций, видимых через прозрачные стены, с балконов и амфитеатра. Чего там только не было: снежные шапки гор, кристальные башни городов, огромные водопады и заросли диких лесов.
На определенные случаи существовала и более высокая скорость, по могучим рекам зал мог сплавляться как скоростное судно и мог преодолевать даже водопады.
Однако для предстоящего в этот день представления зал должен был оставаться на прежнем месте, на самом мысу небольшого полуострова, рядом с озером Бандель, в десяти континентах от Ксаравва. Все побережье в этом месте было усыпано барами, кафе, ресторанами и прочими развлекательными заведениями, а сам док, в котором стоял зал, заново отремонтирован.
Внутри тоже все было механизировано, управление всеми системами не требовало человеческого присутствия и в обычные дни, – а сегодня за состояние зала и вообще за все отвечал сам Хаб.
Кроме Штульена, на Мэйсаке существовало еще пять подобных залов для супермассовых мероприятий, которые всегда могли быть доставлены в нужное время в нужное место.
