— Теперь ясно, — кивнул я. — Правда, можно заблокировать дром-зоны всех ближайших звёзд... Хотя нет, их слишком много. Это будет чересчур расточительно.
— А вдобавок опасно. Как я понимаю, тщательно изучив структуру заблокированной дром-зоны, можно разгадать механизм, с помощью которого производится подобная блокировка. Стало быть, каждую такую дром-зону нужно усиленно охранять — а в окрестностях Махаварши это не просто расточительно, и даже не чересчур расточительно, это вовсе неосуществимо. Значительно экономнее переселить всех жителей на другие планеты.
Мы уже миновали Круглую площадь и теперь шли по пустынной авеню к видневшейся вдали Триумфальной арке. Над нами кружил флайер недавно воссозданной и ещё немногочисленной Федеральной Полиции Земли.
— Значит, — произнёс я, — Махаваршу изначально рассматривали в качестве своеобразного донора, источника человеческих ресурсов для других планет?
— Да, капитан. Это, конечно, неприятно — но, увы, неизбежно. В течение одного или двух лет всё население Махаварши будет эвакуировано, после чего флот Терры-Галлии разблокирует дром-зону и покинет систему. Ну, разумеется, мы заберём с собой всё, что только сможем забрать. А что останется... это останется уже для наших потомков. Рано или поздно человечество вновь обретёт своё прежнее могущество и вернётся на все планеты, которое оно вынуждено было покинуть.
— Мы переселимся на Землю?
— Да, но далеко не все. В возрождении Земли будут принимать участие все человеческие планеты — как вы сами недавно выразились, в меру своих сил и возможностей. В связи с гибелью Страны Хань, основную нагрузку придётся взять на себя Махаварше и Терре-Галлии. В частности, этот вопрос и будет одним из главных предметов обсуждения на Ассамблее. Думаю, наша квота составит порядка миллиарда, а галлийцев, как вы и предполагали, от четырёхсот до пятисот миллионов. Прочие наши соотечественники будут распределены по другим планетам. Однако все триста пятьдесят миллионов жителей Полуденных, это уже твёрдо решено, переселятся на Землю, в Северную Америку — где, собственно, находятся их исторические корни. Так что можете считать, что ваше желание стать гражданином Земли удовлетворено.
— Ну а вы?
Падма бросил на меня быстрый взгляд:
— Кого вы имеете в виду — меня лично или всю императорскую семью?
— А тут есть какая-то разница?
— Да, есть, и очень существенная. Вся моя родня переберётся на Землю, а Сатьявати станет конституционным монархом Королевства Индия. Я же останусь на Махаварше.
— Почему?
Император остановился и пристально посмотрел мне в глаза.
— Потому что у меня нет другого выхода, мистер Матусевич. Разве это не очевидно? Что касается моих личных желаний, то я, как бы ни больно было расставаться с родной планетой, всё же предпочёл бы поселиться на Земле. Но на Махаварше найдётся немало стариков, которые не захотят никуда уезжать, а насильно их никто увозить не станет. Я так думаю, что их будет около ста тысяч. От голода они не умрут — остаточных ресурсов экономики пятимиллиардной планеты хватит, чтобы прокормить сотню тысяч человек в течение двух десятилетий. Но я не смогу бросить этих людей на произвол судьбы. Я их император и должен до конца оставаться с ними. Как капитан последним покидает терпящий крушение корабль, так и я должен стать последним человеком, который покинет Махаваршу.
— А если нагрянут Иные?
— Всё будет зависеть от их поведения. Если не станут трогать нас, мы смиримся с их присутствием. Если полезут к нам, будем воевать... пока не поляжет последний старик. Будущее покажет.
В этот момент, кроме полицейского флайера, над нами появился ещё один — чисто армейский. Сделав круг, он приземлился прямо посреди авеню, метрах в двадцати от нас. Его дверца тотчас распахнулась, и оттуда выпрыгнула хрупкая девичья фигурка с развевающимися на ветру белокурыми волосами.
— Рашель! — радостно воскликнул я.
Девочка бегом бросилась ко мне. Я торопливо зашагал ей навстречу, а со спины до меня донеслись слова императора:
— Ну, похоже, я здесь уже лишний.
Встретившись с Рашелью, я подхватил её, лёгкую как пушинку, на руки и крепко прижал к груди.
— Здравствуй, милая!
— Здравствуйте, дядя Стас, — ответила она, чмокнув меня в щеку. — Я так за вами соскучилась! Очень-очень соскучилась.
— Я тоже скучал без тебя. Очень скучал. Когда ты прилетела?
— С утра. Я попросила дядю не предупреждать вас. Хотела сделать вам сюрприз.
— Сюрприз удался, Рашель. Удался на славу.
Я поставил девочку на землю и оглянулся назад, чтобы извиниться перед императором за своё немного бестактное поведение. Но поздно — Падма уже садился в полицейский флайер, который всю дорогу сопровождал нас. Приветливо помахав нам рукой, император захлопнул дверцу, флайер взлетел и направился обратно к Елисейскому дворцу.
Между тем из армейского флайера, на котором прилетела Рашель, выбралась высокая светловолосая женщина и несмело подошла к нам. Когда она приблизилась, я узнал её по той фотографии, которую показывала мне Рита в капитанской каюте «Зари Свободы». Женщина смотрела на меня широко распахнутыми голубыми глазами, а на её милом лице, так похожем на лицо Рашели, было написано безмерное удивление вперемежку с каким-то суеверным испугом, словно она узрела восставшего из могилы покойника. Собственно, в некотором роде так оно и было...
— Это моя мама, дядя Стас, — сказала Рашель. — Её зовут Луиза. Я ей много-много про вас рассказывала. К сожалению, она совсем не понимает по-английски.
— Ничего страшного, — произнёс я на ломаном французском. — За это время я немного научился говорить по-вашему. Здравствуйте, мадам Леблан.
— Здравствуйте, месье Матусевич, — ответила она срывающимся от волнения голосом. — Знаете, я... я уже видела ваши снимки. Но всё равно я не ожидала, что вы... что вы так похожи на...
— Мама! — укоризненно перебила её Рашель. — Я же просила тебя!
— Всё в порядке, — сказал я, привычным жестом взъерошив её волосы. — Я уже знаю.
— Знаете? Кто вам сказал? Дядя Клод?
— Нет, я узнал это раньше. До того, как ты спрятала свою семейную фотку. Кстати, зачем ты это сделала?
Девочка в нерешительности переступила с ноги на ногу.
— Я боялась, что вы... что вы неправильно поймёте. Тогда, в аэропорту я подошла к вам, потому что вы... ну, похожи на папу. Но потом... позже я поняла, что вы очень нравитесь мне. Не из-за того, что похожи, а просто... просто...
— Просто потому, что я — это я. Так?
— Значит, вы не обижаетесь?
