Должна признаться, что даже мне, живущей с Мэдэлин в одной комнате уже несколько лет, за день всерьёз поднадоело её беспросветное бубнение.
- Мэд, кончай бухтеть! Принеси лучше тазик с водой, - аккуратно снимаю с Эвана, сидящего на кресле, повязку
Шатера недовольно фыркает.
- Что я вам, серая прислужница?
Но за водой всё же идёт.
Пока Мэдэлин отсутствует, внимательно осматриваю рваную рану Эвана. М-да… Дело, похоже, дрянь… Рана, оставшаяся от укуса драга, покраснела, опухла, но, что ещё хуже, наполнилась гноем.
- Что, совсем дела плохи? – с вымученной улыбкой интересуется Эван.
Господи, как же ему должно быть больно всё это время, а он даже ни разу не пожаловался! – запоздало доходит до меня. Я бы на месте Эвана уже давно криком бы изошлась.
- При мне можешь не храбриться, - бурчу я. Про себя всерьёз начинаю думать, что, может, идея Дэрэка, отправиться в Адейру ночью, была не так уж и плоха. По крайней мере, мы бы быстрее передали Эвана в руки врачей.
Мэдэлин приносит тазик с водой. Морщится при виде раны. Торопливо отходит.
- И как ты копаешься во всём этом? Ненавижу кровь! Фу! Это что, гной!
- Мэд, иди отсюда лучше со своими комментариями, - обрываю подругу на полуслове.
Можно подумать, я люблю рассматривать и копаться в гниющих кровоточащих рваных ранах. Но кто, кроме меня здесь и сейчас сможет нормально обработать рану и сделать перевязку Эвану? Никто! Лекаря при таверне нет – я узнавала. А нет лекаря, значит, нет и выбора.
Осторожно обрабатываю рану антисептиком, который дал хозяин таверны. Перебинтовываю чистой повязкой. Заставляю альтаирца принять жаропонижающее и препарат, подавляющий боль.
- Вроде всё. Боль должна будет немного отступить. А теперь в постель.
Эван послушно заваливается на узкую кровать, стоящую неподалёку от камина. Анигаю и Дэрэку достаются по старому дивану. Нам с Мэд везёт больше: в нашей комнате стоит огромная двуспальная постель, на которую мы, после того, как нам удаётся с помощью принесённой горячей воды принять некое подобие душа, заваливаемся спать.
Вот только заснуть сразу не получается. Анигай, которому выпала очередь после меня принимать водные процедуры, отчаянно бренчит ковшом в уборной – небольшой комнатушке, похожей на кладовку. Слышится грохот, ругань. Обеспокоенно подбегаю к двери.
- Эй, ты там жив?
- Жив, жив, - бурчит брат. – Ты мне лучше скажи, куда мыло засунула?
- Под вторым тазиком лежит.
- А зачем всю горячую воду выплескала? – продолжает ворчать он. – Сколько раз я тебе раз говорил, чтобы ты горячей воды мне больше оставляла?
- Ой, подумаешь, ца-ца! – фыркаю я. – В конце концов, ты парень, нужна вода – сам за ней вниз спустишься!
- Вот послал же Отар сестрёнку! – с психу фыркает Анигай. Через дверь слышно, как он оказывает себя ковшом воды. - Надо было тебя в детстве подушкой придушить!
- Ага! И кто бы тебе тогда грязные трусы стирал?! – смеюсь я. – Думаешь, наша беспутная мамаша о тебе лучше бы позаботилась?!
Дурацкий слишком насыщенный день! Дурацкая усталость! Я так вымоталась в этом Сумрачном лесу, что совсем забыла…
… я не одна в комнате.
- Мамаша?!
Изумлённый голос Мэд застаёт меня врасплох. Медленно оборачиваюсь. Передо мной, кутаясь в простыню, стоит обескураженная шатера.
- Я правильно поняла, - холодно уточняет она, - вы с Анигаем, что… Родня?!
***
Вот уж не думала, что Мэд так болезненно среагирует на новость о том, что мы с Анигаем родственники.
- Это не по правилам! – возмущённая шатера, как заведённая носится по комнате, словно не может найти себе места. – В Руаре нельзя иметь семью! У меня её нет! Ни у кого её нет! А у тебя и у этого воображалы есть! Это нечестно!
- Ну, извини, - хмыкаю я, забираясь под одеяло со своей стороны кровати. – Мы с Анигаем в Руар особо и не напрашивались. Глэдис сама нас забрала.
- Почему?
По правда говоря, я вполне могла бы и не отвечать Мэдэлин. Тем более что угроза Верховного война разобраться с любым из воспитанников, кому станет известно, что мы с Анигаем родня, за прошедшие годы вряд ли утратила силу. Но с другой стороны: если уже сказала «а», то надо говорить и «б». Настырная Мэд всё равно не отстанет.
- Потому что мы дети бывшей шатеры Руара. Старуха просто поздновато узнала о нашем существовании.
- Бывших шатер не бывает! – упрямо гнёт свою линию насупившаяся Мэд. – Мы либо умираем, либо из нас делают серых прислужниц…
- … либо отправляют в ссылку в Катар. Наша мамуля, скажем так… - пытаюсь подобрать наиболее верные слова, - была не самой правильной и послушной шатерой. Она успела натворить много такого, чего ей не стоило бы творить. За это её и отправили в Катар.
По удивленному лицу Мэд заметно, что шатера пытается понять, шучу ли я или говорю серьёзно. Осознав, наконец, что мне не до шуток, приятельница меняет гнев на милость.
- Всё равно, это неправильно! Это нечестно по отношению к остальным руарцам.
- Господи! Мэд! – не выдерживаю я. – Ты родилась и выросла в Руаре! О какой честности вообще может идти речь?! Там же каждый сам за себя! Не соврёшь, не подсуетишься – живо спишут со счетов.
- В Катаре было так же?
Задумываюсь. Это даже как-то странно, но…
- Нет.
В Катаре было холодно, голодно, порой откровенно страшно. Постоянно приходилось выкручиваться, выживать. Но нет… В Катаре никогда не прокатывал номер «сам за себя». Выжить можно было только имея поддержку близких, друзей, соседей… Если бы не наш сосед - отец Марк и его небезразличие к двум абсолютно чужим ему новорожденным дарийским ребятишкам, сейчас бы нас с Анигаем не было в живых.
Это даже интересно, как бы плохо не было в Катаре, сейчас вспоминаю о нём почти с благодарностью. Я слишком поздно поняла: в Катаре было нечто, чего я так и не встретила ни в Руаре, ни в Адейре. Там была свобода.
Несмотря на силовой купол, на кучу стражников Дэбэра, в Катаре всегда можно было думать, говорить и делать, что хочешь. Потому что бояться было уже не чего. Что могли сделать с вольнодумцами? Сослать в Катар? Я вас умоляю… Мы и так находились там.
Но шатере об этом лучше не знать. Потому что… Да! Всё это не по правилам Руара, где не знают значение таких слов, как «свобода», «небезразличие», «помощь». Зачем лишний раз бередить человеку душу, рассказывая об этом? Такие понятия, как «свобода» и «шатера» всегда были, есть и будут несовместимы. Мэд при любом раскладе до конца своих дней останется частью Руара.
В отличие от меня. Должна признать: несмотря на все мои усилия и вполне искреннее желание, я так и не смогла забыть вкус свободы.
