– Выходит, вы солидарны с Индриком? – не смея поверить своим ушам, переспросил Колесников.
– Я нахожу аргументы Ивана Денисовича убедительными. И если только мой голос на этом совете что-то значит, я отдаю его за то, чтобы до времени не склоняться к убийству, но прежде основательно дознаться до истины. Ибо с Божьей помощью нет границ человеческому разуму, – закончил свою речь отец Василий.
– Ущипните меня, мне кажется, я сплю, – нахмурившись, проворчал Колесников. – А вы, Свасьян, что скажете?
– Я за ракеты «Шпиль», – отвечал Свасьян, поигрывая золотым брелоком в форме сердечка («Не иначе как подарок жены», – подумал я). – С другой стороны, если Иван Денисович видит пользу в том, чтобы пообщаться с этими чудилами, я возражать не стану… Но вот Х-крейсер мне, скажу по совести, тоже жалко. Ладно бы корыто какое-нибудь устаревшее… Так что я бы предложил всем желающим отправиться в гости к Вохуру пешедралом, то есть, прошу извинить за грубость, на своих двоих.
– Будь я уверен, что мы располагаем временем, я бы тоже предпочел разведать все как следует вокруг архипелага Пепельный и разыскать пути сообщения между Колодцем Отверженных и дном Котла, – насупившись, отвечал Индрик. – Но я не хотел бы попусту рисковать жизнями тех членов экспедиции, которые останутся в лагере, подвергая их многодневному, если не того более, ожиданию результатов от группы, разыскивающей вход в Колодец Отверженных. Какие великолепные условия для маскировки создают местные аномалии – например, «слепая каверна», – все мы знаем. Даже и без них задача была бы непростой, а уж с ними…
Мы чувствовали – полемический задор иссякает. Еще немного – и Колесников сдастся на милость Индрика. Возможно, Индрику даже не придется прибегать к переговорам с Председателем Растовым – дело разрешится само собой. Мы заерзали, предвкушая долгожданный перекур. Однако в этот момент в помещении появился один из связистов, лейтенант Агейченко.
Это был невысокий, хорошо сложенный парень с ангельской ясностью в глазах – внешне чем-то смахивающий на покойного Кольку и оттого мне по-человечески симпатичный.
Но на этот раз от обычной безмятежности Агейченко не осталось и следа. Он был очень взволнован – как видно, содержанием той распечатки, которую он собирался вручить Колесникову.
Демьян Феофанович молча ознакомился с документом. Вновь побагровел. Отложил пленки на поддельный мрамор столика. И, недобро сверкнув глазами, заявил:
– Ну что ж… Сама жизнь рассудила нас с Иваном Денисовичем.
– А именно? – поинтересовался Индрик, интеллигентно хрустя печеньем (ведь наверняка не завтракал, трудоголик!). – Что там стряслось?
– Сегодня… Захваченный манихеями конкордианский монитор «Энки» атаковал легкий авианосец «Принц Астурийский». Манихеи выпустили по авианосцу семнадцать снарядов калибра двести восемьдесят миллиметров в атомном снаряжении…
Повисла грозовая пауза.
– И что?
– Больше ничего. Пока что. Обещают уточненную информацию в течение ближайшего часа, – замогильным голосом произнес Колесников. – Что вы хотите, чтобы я еще сказал? Что я по-прежнему в восторге от переговоров с этим вашим Вохуром? Что я обязан подарить вам Х-крейсер? Что манихеи – наши лучшие друзья?
Тут вирус гневливости перекинулся с Колесникова на подполковника Свасьяна. У того тоже лоб покраснел – хотя раньше я за ним привычки пунцоветь не замечал. Он встал, что было дури ударил кулаком в ладонь и зашипел:
– Блядское отродье! Нехристи! Черти спятившие! Да как же можно… а? Да сколько же можно… Да «Принц Астурийский» – это же… гордость… один из лучших кораблей Европы! «Шпили» в ядерном снаряжении – это еще мало им! Это еще, считай, мы одолжение им сделаем! Я бы их… да я бы их…
– Подполковник, держите себя в руках, – процедил Индрик. Нужно отдать должное Свасьяну, он тут же угомонился и сел, беззвучно шевеля губами.
– Однако это сообщение ничего по сути дела не меняет, – заметил Индрик.
– Как это «не меняет»?! – взъярился Колесников. – В документе русским языком написано «манихеи атаковали». Вам это понятно? Манихеи. Ма-ни-хе-и! Так считают в Генштабе. Так считает товарищ Растов!
– Не кипятитесь, Демьян Феофанович. Мы присланы сюда, чтобы разобраться – правильно ли считают в Генштабе. Это наш долг. Наша задача. Штаб – он там. А мы – здесь.
– Считайте как угодно, но Х-крейсер я вам не дам!
– Пусть нас рассудит товарищ Растов.
– А как насчет личного состава? За него отвечаю головой я, а не товарищ Растов. И я не считаю себя вправе послать экипаж Х-крейсера на такое задание!
– Но, надеюсь, вы не будете возражать против того, чтобы я отправился к Вохуру в сопровождении добровольцев? Какова минимальная летная смена Х-крейсера?
– Двадцать шесть человек.
– А если не брать боевые расчеты и связистов?
– Кажется, трое… Да, трое. Собственно пилот, Х-оператор и механик-инженер.
– Я думаю, троих я смогу убедить, – промолвил Индрик.
В ответ на эту реплику Колесников отутюжил Ивана Денисовича чугунным взглядом и скептически скривился. Дескать, ну-ну, поищи дураков.
Однако я в отличие от Колесникова был уверен: троих добровольцев Индрик найдет.
Он умеет убеждать – словами и личным примером. Но главное – в таких делах убеждает не человек, а то невидимое, грозное, святое, что стоит за ним. И вот с этим невысказуемым и невидимым у Индрика был полный порядок. Да, оратор он посредственный (мой отец высказался бы однозначнее и грубее). Но это ему не помешает.
– Я с вами, Иван Денисович, – сказал я в густой тишине.
Колесников, который вслед за Индриком шествовал под открытое небо, к бэтээру правительственной связи, посмотрел на меня, как на предателя Родины.
Есть отрыв!
Апрель, 2622 г.
Южный полярный континент, фиорд Крузенштерна
Планета Грозный, система Секунды
Под ногами Эстерсона чернела вода фиорда. Ни одной звезды, ни одного огонька не отражала она – беспросветные низкие тучи стояли над Антарктидой, суля не то близкий снегопад, не то ледяной дождь.
«До чего же похоже на Швецию… А уж на Норвегию…» – подумал конструктор.
До воды было несколько десятков метров, но ночь скрадывала расстояния, а легкая дымка размывала границу между сушей и океаном. Казалось, шагни вперед с каменной площадки – и сразу ступишь в воду. Но не замочишь ног, а прошествуешь по ней величаво, потому что непременно случится чудо.
Соблазн был так велик, что Эстерсон отступил назад, от греха подальше, и машинально потянулся за сигаретой.
– Нас же просили. Не надо курить, светомаскировка, – вполголоса напомнила Полина.
– Да, верно.
Подняв воротники бушлатов, рядом с ними стояла группа офицеров.
Эстерсон посмотрел на часы. 02.24. Еще минута – и конец тишине.
Внизу справа, в конце фиорда, белел длинный язык ледника. Несколько могучих ледяных скал, скособочившись, навалившись друг на друга, загромождали выход из туннеля взлетно-посадочной полосы.
Обвал случился вскоре после их прибытия, когда сборочные работы в туннеле уже велись полным ходом. Язык ледника лопнул ровно по приметной морене и громадный брус льда скользнул вниз, к морю.
По счастливой случайности никто не пострадал. Но о полетах «Дюрандалей» из туннеля не могло быть и речи.
Было решено оставить все как есть и продолжить сборку истребителей – в конце концов, для людей и даже автокаров оставалось полно свободных проходов. Но сразу договорились, что в тот день, когда тридцать машин будут собраны и протестированы, ледяной затор взорвут к растакой-то матери.
Но легко было сказать. Среди всех офицеров, доставленных в Антарктиду субмаринами, не оказалось ни одного сапера. И саперы, и подрывники, и инженеры-строители в 4-й танковой дивизии имелись. Но поскольку все решения принимались в спешке, никто не догадался включить пару-тройку этих специалистов в число командированных на сборку и запуск «Дюрандалей».
Пришлось Эстерсону с Оберучевым поскрести по сусекам профессиональной памяти, произвести расчеты и предпринять ряд экспериментов с небольшими подрывными зарядами.
Результаты их не обнадежили. Во-первых, при подрыве таких массивов льда была опасность «затекания» ударной волны в туннель и повреждения свежесобранных «Дюрандалей».
Во-вторых – и это важнее, – взрывные работы не решали проблемы полностью. Они лишь позволяли получить гигантский курган из колотого льда вместо нескольких монолитов. После чего требовался аврал, этакое всеобщее «эй, ухнем», дабы эти глыбы растащить в стороны и сбросить в воду.
А на это все наслаивалось «в-третьих»: серия взрывов породит тектонические волны, которые могут привлечь внимание инопланетян. И это в то самое время, когда «Дюрандали» остаются закупоренными в туннеле колотым льдом, а вся честная компания занята на его расчистке.