плечами: этот раздел древней книги казался мне похожим на сказки или мифы.
Да, мы, элефины, идеализируем всё природное: камни, животных, леса… Многие из нас верят, что некие духи могут покарать нас, если их обидеть, вот только никто меня не проучил, когда я в ярости рубил ствол дерева, поняв, что никто не прилетит за мной. Или, когда я заготавливал дрова, или готовил запасы на зиму…
Однажды я перелистнул страницу и застыл, увидев иллюстрацию. На ней оказались изображены те самые прозрачные камни с белым отливом, которые я забрал себе в качестве награды из сокровищницы подземного дворца в пустыне Таха.
— Ко-сми-че-ский ал-маз, — с трудом прочитал я древнюю письменность.
Я усмехнулся, глядя на красно-жёлтую двуглавую змейку, свернувшуюся колечком у моих ног. Она вернулась в тот памятный, первый день одиночества, под вечер, да так и осталась путешествовать со мной. Сейчас ей тоже приходилось непросто, ведь на южном полушарии, где она раньше жила, было тепло и сухо.
— Как думаешь, Керс, — да, я даже дал ей имя, — немного пафосное название для неизвестного никому камня?
Керс поднял одну свою голову, посмотрел на меня и кивнул, как бы соглашаясь с моими словами, а затем снова погрузился в дрёму. Я не знал, понял ли он меня или это было лишь совпадением.
— Бытует мнение, что космический алмаз можно найти на астероидах, осколках некогда великой цивилизации изначальных, от которых пошли все расы и миры, — прочитал я по слогам.
Некоторые слова всё ещё представляли для меня сложность. Но коммуникатор я не включал, экономя запас батареи. Так что кое-что додумывал сам, опираясь на общий смысл. Читать я старался вслух: мне казалось, если я перестану произносить слова, неважно, какие, то от одиночества и постоянного молчания я разучусь разговаривать.
— Однако есть более вероятная теория. Установлено, что углерод сжимается в определённых условиях. На это влияют не только давление и температура, которые позволяют меняться кристаллической решётке камня, но и излучение, под которое он попадает, например, во время взрыва сверхновой звезды. В лабораторных условиях получить космический алмаз не удаётся, — прочёл я дальше. За последние несколько тысяч лет научились делать и не то… Может, камень не известен, потому что уже давно потерял какую-либо ценность? Я стал читать дальше, и то, что я увидел, заставило меня перечитать небольшой абзац несколько раз. — …обладает исключительными свойствами. Доказано, что при ношении камня на лбу его владелец обретает способность считывать эмоции окружающим, а при длительной носке — самые яркие их мысли. Эффект усиливается, если носитель проводит с теми, чьи эмоции и мысли считывает, много времени. Носка камня на пальце поможет предугадать движения окружающих. На шее — ощутить, как замедляется или ускоряется пульс.
Я задумался. Если всё это правда, то, если носить камни и на пальцах, и на лбу, и на шее, можно предугадывать действия окружающих. Удобно, особенно при боях на клинках. Ещё, наверное, удобно выявлять тех, кто замыслил в отношении тебя что-то плохое.
Я вздохнул, и снова обратился к змейке:
— И для чего мне теперь эти знания? Выберусь ли я вообще отсюда?
Когда снег укрыл всю землю довольно толстым слоем, я опробовал свои лыжи. Скорее, даже снегоступы. Около двери в своё убежище я заметил глубокие следы какого-то зверя и понял, что придётся снова ставить на ночь силовую решётку, а летом, когда оно наступит, искать травы, отпугивающие этих животных.
Дни сменялись неделями, шёл уже седьмой месяц моего пребывания на планете. Пару раз за это время я отбивал атаки животных, которые чуяли тепло и думали, что я лёгкая добыча. К сожалению, мясо убитых оказалось несъедобным. Нет, совсем в безвыходной ситуации я бы съел и такое, но пока у меня был запас пищи, я предпочёл отказаться от жёсткого, твёрдого мяса.
Убитых хищников приходилось оттаскивать подальше от пещеры, и это, учитывая снежный покров, было непросто.
В один из дней мне приспичило подняться на гору. По моим подсчётам, была середина зимы. Стоял солнечный день, и мне захотелось размяться после нескольких дней сидения в пещере во время бури. Я нацепил снегоступы и начал осторожно подниматься по пологому склону невысокой горы. Поднялся на приличную высоту и оглянулся: заснеженный лес, заснеженные холмы вокруг, заснеженная лента реки внизу. Виднелась и расчищенная прорубь, которую я каждый день долбил ножом Тава. Можно было бы не долбить каждый день настывающий лёд и совсем оскотиниться, начать вести совершенно паразитический образ жизни: спать, есть, топить снег, испражняться, спать, есть… А можно было долбить лёд, чтобы была всегда свежая вода, ходить на охоту, читать свою книгу, делать разминку с клинками, очищая для этого пространство перед пещерой, спать, есть, общаться с Керсом…
Я невзлюбил зиму. Теперь я понимал, почему элефины на своей планете оставили вечное лето.
Я продолжал забираться выше: там был удобный уступ, на который можно было сесть отдохнуть, посмотреть на округу перед спуском вниз и включить маячок. Я двинулся к облюбованной «террасе», но под небольшим слоем пушистого снега оказался твердый наст. Как только я встал на этот участок, ноги разъехались — я кубарем полетел вниз. Приложился головой о скрытый пушистым снегом, не успевшим превратиться в корку льда, камень, и сознание померкло. Очнулся я, замёрзший, уже в сумерках, недалеко от входа в пещеру. Шевельнулся и закричал от резко пронзившей моё тело боли. Болели рука и нога. Я, едва ли не теряя сознание от ощущений, дополз до пещеры. Костёр давно прогорел, было темно и прохладно. Керс заполз на почти остывшее кострище. Кое-как, одной рукой, я развёл огонь, закусывая от боли губу. Попытавшись снять шубу, я снова закричал. Пришлось распарывать её ножом. Рука моя висела плетью, распухла и посинела в районе кисти. Нога тоже опухла, и я не мог ей пошевелить .
— Переломы! — с ужасом прошептал я. Кроме того, от долгого лежания в снегу я простыл, и меня знобило.
Я достал аптечку, трясущимися руками сделал себе инъекцию антибиотика. Сломанная рука почти не слушалась и страшно болела. Кое-как зафиксировав ногу и руку, я провалился в горячечный сон.
В прекрасный сон!
Мне не холодно, не мокро, практически не больно, а ещё светло… Я не могу полностью открыть глаза, так как яркий свет не позволяет мне это сделать… Меня везут по бесконечным коридорам, и мою руку держит красивая светловолосая девушка с огромными испуганными карими глазами. Её лицо всё время расплывается, но глаза…
Я всё время пытался сфокусироваться на её глазах, в которых стояли слёзы. Несколько слезинок
