От облегчения хотелось пустить слезу.
Но вместо этого я заорал в микрофон, адресуясь лейтенанту Пешину:
– Пешин, твою дивизию! Где ракетный удар?!
Пешин не отвечал.
– Здесь Степашин. Всем, кто меня слышит. Кто сможет связаться с Пешиным, скажите ему, чтобы немедленно начинал работать «Шелестами».
Ответа я так и не дождался, но ракеты появились.
И это было лучшим ответом.
Ракеты-лидеры, играющие роль тактических разведчиков, зависли над «Дорой» на парашютах и, оценив обстановку с молниеносной скоростью, передали на борт обычных, ударных ракет точные координаты целей.
Впрочем, передали на самом деле или нет, я не знал. Рывком развернулись три турели ягну. Несколько хлестких щелчков – и ракеты-лидеры распались на фотоны и нейтрино.
Однако наши лазерные целеуказатели пока что никто не обстрелял. Они стояли – маленькие, аккуратные коробочки на треножниках-штативах – и подло, исподтишка указывали лазерными мизинчиками нашим ракетам. Туда, мол, летите, туда.
И вдруг разом одиннадцать огненных стрел рванули в зенит прямо над нашими головами.
Это «Шелесты» выполнили энергичную противозенитную горку.
В апогее их траектории круто переломились и ракеты, включив боевые ускорители последней ступени, десятикратно обогнав звук собственных двигателей, коршунами спикировали на зенитки, которыми был обсажен вал.
Исполинские установки ПКО прошивались ракетами насквозь, от бугристого темени акулы-молота до самой земли.
Я ожидал оглушительных взрывов, ревущего града обломков, но избиение ПКО ягну больше походило на смертельные удары аса-фехтовальщика, вооруженного рапирой. Выпад, беззвучный укол в сердце, смерть…
Больше всего шума произвели как раз уцелевшие установки ПКО, которые принялись неприцельно кромсать потоками позитронов воздушное пространство над собою. Вихри раскаленного воздуха помчались над кряжем, расшвыривая валуны, ломая псевдокораллы, вздымая тучи пыли.
Один из позитронных лучей подрубил основание нашего утеса и мы, оседлав каменную лавину, устремились в тартарары.
Только бы не подвели «Богатыри»!
Можно было конечно рискнуть и, включив ранцы, величаво воспарить над всем этим катаклизмом… Но нет. Слишком уж лакомой приманкой для ягну станем мы в воздухе. И турели ПКО тут же отыграются на нас, мстя за своих погибших собратьев.
В рокочущем каменном потоке и клубах пыли, густых, как кисель, я потерял из виду всю свою троицу.
Еще некоторое время после того, как лавина, упершись в основание вала вокруг «Доры», остановилась, я судил о происходящем во внешнем мире только на слух.
Если же верить слуху, обещания Окунева сбывались точно по графику.
Низвергнувшись с орбиты, ракеты «Шпиль» с кассетными боевыми частями добивали ПКО ягну.
Вторым эшелоном, с интервалом секунд этак в десять, явились ракеты «Шпиль» в ударном исполнении.
Шум от них был такой, будто лежишь под поездом-монорельсом, который проносится, едва не цепляя брюхом твой нос, со скоростью хорошего флуггера.
Поскольку ожидаемо соразмерных взрывов не было, стало ясно, что ударные «Шпили» благополучно вписались в створ шахты и понеслись к астрофагу «Дора», засевшему на глубине.
Удивляться нечему: входная дырища у шахты была больше двух километров и промахнуться мимо нее не сумели бы даже самые допотопные клонские агрегаты.
Пора было уносить ноги.
Я включил ракетный ранец и вознесся на ревущем огненном столпе над клубами пыли, над перепаханным валом, над кряжем, ежесекундно меняющим свои очертания под ударами разнокалиберных позитронных пушек.
Инстинкт самосохранения требовал, чтобы я на полной скорости перевалил через кряж, вернулся на грешную землю и воссоединился со своей группой. Но панорама самого невероятного и небывалого сражения в истории российских ВКС, а может и всей Великорасы, магнетизировала меня.
К тому же, я не хотел возвращаться без своей троицы, я должен был разыскать своих людей живыми или мертвыми.
– Гончарик! Квакшин! Деревянко! Отзовитесь! Говорит Степашин! Отзовитесь немедленно! Если вы находитесь под завалом, дайте сигналы ракетами, электромагниткой или светошумовой гранатой… Да всем сразу просигнальте, сукины вы дети!
Над полем боя проносились наши и немецкие флуггеры. В отличие от меня, их пилоты видели обстановку во всем ее многообразии. Для них, надеюсь, вся эта кутерьма в воздухе была наполнена смыслом.
Единственное, что понимал я – на всем пространстве от астрофага «Антон» до «Цезаря» наши истребители рубятся с десятками, возможно, сотнями паладинов ягну. А флуггеры-ударники, те, кому посчастливилось не попасть под зенитный огонь и позитронные молотилки паладинов, одну за другой укладывают тяжеленные бетонобойные бомбы в отворы шахт.
Едва не опрокинув меня на спину реактивной струей двигателей, на сверхмалой высоте прошло звено европейских «Фульминаторов». Их бортстрелки отбивались от наседающих паладинов, одна из машин горела, у командирского «Фульминатора» был заглушен изуродованный левый маршевый. Но, благодаря лихорадочной работе днищевых дюз, машина кое-как держалась в воздухе.
От «Фульминаторов» отделились желто-черные шершни корректируемых бомб. И, раскрыв пышное хвостовое оперение, шустро нырнули в шахту.
«Желто-черные… Да это ж маркировка ядрён-батонов! Вот так пьянка пошла!»
Сразу вслед за тем командирский «Фульминатор» получил прямое попадание, стал совсем плох, опрокинулся на спину и пошел к земле.
«Ёханый бабай, чудище лесное… – пробормотал я. – Теперь им не катапультироваться…»
Но ангел-хранитель немецкого пилота не растерялся.
На нижней поверхности левого крыла взорвались баки, выплюнув в землю ядовито-зеленые змеи топлива.
Полученный импульс поставил флуггер на правое крыло.
Машина несколько секунд качалась, а потом начала поворачиваться брюхом к земле.
Лучшего шанса на спасение не придумать! Захлопали катапульты, разбрызгивая фрагменты бронеостекления всех трех кабин машины.
Над блестящими точками раскрылись оранжевые купола парашютов.
«Только бы их ветром в шахту не снесло», – с тревогой подумал я, провожая парашюты взглядом.
– Командир! Командир! Здесь Квакшин! Вызываю капитана Степашина!
– Квакшин?! Гриша?! Ты где?!
– Да мы здесь, командир! На склоне! Спускайся к нам! Собьют ведь!
Я развернулся и принялся глядеть, что там внизу.
– Не вижу вас! Шваркните гранату!
Склон озарился коротким проблеском сигнального взрыва.
Хотя я по-прежнему не видел циклопов, я пошел на снижение по указанному азимуту. И лишь когда бронированные сапоги моего скафандра ударились об оплавленный щебень, я различил на фоне хаотического скального узора три бугорка.
