Через пару часов мне неожиданно звонит Янка.
– Потеряли старшенького? – говорит она странным голосом.
– Ну да, свалил в окно, – сознаюсь. – Ты что-то знаешь?
– Да вот, ко мне тут пациент поступил… Три ребра сломано, гематомы в брюшной полости, вывих плеча, и разбиты костяшки пальцев…
– Что, Кир?!
– Нет, не Кир, а глава местной подростковой банды. Но утверждает, что это Кир его так отделал.
– Где?!
– Не признается. Мне Ирнчину доложить об этом?
– Да, конечно… У тебя есть его телефон?
Янка хмыкает.
– Есть, есть.
И отключается.
Кира находят часа через полтора. Он цел и относительно невредим – беглый осмотр показывает только несколько синяков и ссадины на руках.
– Ну и что это за акт протеста? – устало интересуется Азамат, которому я впихнула Алэка, чтобы руки были заняты, а то ему, как и мне, очень хочется кое-кого за уши оттаскать. Филин вертится у всех под ногами, поскуливая.
Кир стоит ссутулившись между двух бравых ребят из отдела безопасности и злобно зыркает на нас.
– Я теперь всю жизнь под замком сидеть должен, что ли? Чуть шаг на улицу – сразу сбежал! Я бы к ночи сам вернулся, не тупой!
Азамат на секунду задумывается, как будто ему до сих пор не приходила в голову мысль, что Кир может пойти погулять без намерения сбежать.
– Нет, – медленно произносит он, – но зачем было вылезать в окно?
– Не хотел вам мешать лаяться! – ядовито отвечает Кир.
Азамат поджимает губы и отпускает Ирнчиновых ребят вместе с собакой. Им хватает ума не переглядываться, по крайней мере до тех пор, пока за ними не закрывается дверь.
– А драться зачем полез? – спрашиваю я, вооружаясь йодовой салфеткой.
– Это не я полез, это ко мне полезли, – ворчит Кир. – Я сидел спокойно на крыше заброшенного дома, никого не трогал. Тут приходят эти пацаны и давай права качать, типа, это их место. Ну и пришлось им показать, где их место на самом деле… ай! Щипется!
– У драк бывают последствия, – сообщает Азамат. – Вот одно из них. Терпи. А то как ребра ломать – ты мужчина, а как лечиться – сопляк.
Кир угрюмо сжимает зубы и терпит.
– На будущее, – продолжает Азамат, – если хочешь пойти погулять, скажи об этом кому-нибудь. Мне, Лизе, Тирбишу, кому угодно во дворце, кто может нам передать. Не исчезай просто так, иначе опять отправлю охрану тебя искать. Это понятно?
– Понятно, – бурчит Кир, морщась от йода.
– Ужинать и спать, – велит Азамат.
Взгляд Кира на секунду становится удивленным, но тут же снова меняется на злобный, и ребенок раздраженно топает к столу, всем своим видом показывая, что его несправедливо унизили. Азамат вздыхает и принимается поправлять выбившиеся из косы волосы, держа хмурого Алэка второй рукой, но замирает.
– Я с этим ребенком седею, – замечает он, рассматривая прядь с виска.
Следующие два дня Кир практически не появляется дома. Рано утром он честно, как требуют, сообщает страже, что пошел гулять, а потом пропадает до позднего вечера, наедается за весь день и запирается у себя в комнате. Азамат несколько раз безуспешно пытался с ним поговорить, но это кончилось тем, что ребенок заперся у себя сразу, не поужинав. Азамат не находит себе места от нервов, работает, кажется, круглые сутки.
На третий день я выползаю на заре кормить Алэка, а потом плетусь обратно к себе в комнату, прикрывая зевок сползшим рукавом пижамы, и натыкаюсь на Кира, который как раз одевается.
– Завтра поедем на выезд, – говорю сквозь зевок. – Так что вернись пораньше, если хочешь собрать вещи.
– А если я не хочу на выезд? – угрюмо спрашивает Кир, затягивая шнурки.
– Это обязанность, – объясняю, протирая глаз. – Нас с тобой никто не спрашивает. Если упрешься, сорвешь поездку. Азамат будет не в восторге, а уж Старейшины…
– Ясно, – бормочет Кир. Он уже полностью оделся и явно прикидывает, как бы так свалить, чтобы я его не задержала, но и чтобы это не очень невежливо выглядело.
– Секунду, – говорю, нашаривая в кресле свою вчерашнюю сумку и извлекая из нее небольшой кошелек с мелочью. – На, возьми, хоть поешь в городе нормально, а то вечером опять будешь от Азамата прятаться…
Кир быстро берет у меня кошелек, засовывает его во внутренний карман куртки, потом задумывается и спрашивает:
– А отец знает, что вы мне деньги дали?
– Он спит и мысли читать не умеет, – усмехаюсь, – но если спросит, я скажу. А что?
– Ну… Он не подумает, что я их… без спросу взял?
– Прошлый раз тебя это не беспокоило, – хмыкаю. – Да ничего он не подумает, это мои деньги, а не его, и их там на самом деле совсем мало – пообедать да купить что-нибудь ненужное-э-э. – Я снова зеваю так, что щеки трещат.
– С-спасибо, – выдавливает он. Но не уходит, колеблется. Наконец спрашивает: – А… На выезде, что там надо будет делать?
– Тебе – ничего. Мы с Азаматом будем работать, каждый по своему профилю.
– А ехать долго?
– Без понятия, – признаюсь честно. Тайна выезда успешно скрывается и от меня тоже. Не то чтобы мне было очень интересно. – Знаю только, что там будет довольно тепло, свитера можно не брать.
– Ясно… а сколько человек едет? Мы на унгуце?
– Кир, я не знаю, – развожу руками. – Спроси у Азамата, я правда не интересовалась.
Он кивает, но по лицу видно, что спрашивать у Азамата он пойдет разве что под страхом смерти, да и то не факт.
– Ты думаешь, как бы избежать разговора с ним в дороге? – предполагаю я.
Кир мнется и молчит, из чего я делаю вывод, что угадала.
– Чего ты так его боишься? Не съест же…
– Я не боюсь! – быстро перебивает Кир.
Похоже, у него это больное место. Наверное, не стоит слишком часто на него давить.
– Ну хорошо, не боишься. Тогда что тебя смущает?
Кир молчит и раскачивается на пятках. Видимо, что-то глобальное. И, конечно, он мне не признается – с какой стати, чужой женщине. Ладно, может, тут и правда что-то серьезнее, чем дурацкие уроки чтения. С этими подростками никогда не знаешь. Но возможно, Азамату действительно стоит оставить его в покое на некоторое время.
– Ладно, как хочешь, – соглашаюсь. – Можешь с ним не разговаривать. Я попробую организовать, чтобы вы с ним ехали порознь. Но за это ты мне будешь должен желание.
– В смысле – желание? – настораживается Кир.
– В смысле, когда я попрошу тебя что-нибудь сделать, ты сделаешь без нареканий.
– Типа что например?
– Пока не знаю. Что-нибудь полезное или неприятное.
– Но вы не велите мне с ним… это… разговаривать?
– Я не настолько подлая, – усмехаюсь. – Да и тогда договоренность теряет смысл. Так что этого не попрошу, нет.
– Ну хорошо, так согласен.
