Но никогда не будет порядка в космофлоте. Я знаю историю авиации, всегда интересовался ею. Когда-то атмосферные лётчики жаловались на своё суматошное начальство и говорили, что авиация начинается там, где кончается порядок, и это пошло с тех пор, как Уилбер Райт украл у Орвилла Райта плоскогубцы. Послужили бы они в космофлоте!
Итак, только разгрузили корабль, как нас вызвал Самарин. Мы предстали пред его не столько светлыми, сколько утомлёнными очами, готовые к любому подвоху и заранее ощетинившиеся.
— Садитесь, Аяксы. — Самарин оглядел нас так, будто вместо носов у нас были гаечные ключи. Затем он задал странный вопрос: — Вы ведь любите науку?
— Любим, — сказал я с вызовом. — А что?
— Я это знал, — добродушно сказал Самарин. — Понимаете, ребята, надо немного поработать для науки.
— Все мы работаем для науки, — сделал блестящее обобщение Робин.
— Прекрасно сказано, — согласился Самарин. — Так вот, в частности…
В частности оказалось, что некоторые из учёных, вынужденных убраться с Венеры, не пожелали тем не менее от неё отступиться. И вот что затеял Баумгартен: набить корабль специально созданной аппаратурой, вывести его на околовенерианскую орбиту и провести длительное исследование космического комплекса, называемого собственным полем Венеры, — и все это, разумеется, для выявления его, поля, воздействия на живой организм.
— Нет ничего проще, — сказал я. — Запустите спутник с собаками на венерианскую орбиту, и пусть он крутится сколько надо. Можно и с мышами.
— Я всегда ценил твой светлый ум, Улисс, — отозвался Самарин. — Мыши — просто великолепно придумано. Только вот когда вы с Боргом затевали самовольное испытание, ты ведь отказался от мышей. Или от собачек?
Я промолчал.
— В том-то и штука, — продолжал Самарин, — организм человека слегка отличается от мышиного, а на Венере живут именно люди.
— Ты хочешь, старший, чтобы все эти дурацкие воздействия испытывали на нас?
— Ну почему же? На корабле будет группа исследователей. Конечно, их могут заинтересовать и ваши реакции. Я охотно послал бы другой экипаж, ребята, но…
— Понятно, — сказал я. — Другого, как нарочно, нет сейчас под рукой.
Он поглядел на меня одним глазом, закрыв второй. Не было пилота в космофлоте, который бы не знал: если Самарин смотрит вот так, в половину оптических возможностей, то ничего хорошего не жди. И верно, разговор у нас получился безрадостный. Самарин не без ехидства заметил, что слышал краешком уха, будто я собираюсь лететь за пределы Системы. Я запальчиво подтвердил: мол, так оно и есть, и тогда он высказался в том духе, что такой полет смогут доверить только очень опытному пилоту. И дисциплинированному, добавил он. А я заявил, что готов в любую минуту лететь куда угодно набираться опыта, только не крутиться вокруг Венеры, уж от этого кручения никакого опыта не наберёшься. И дисциплины тоже. В конце концов, мы пилоты на линии Луна — Юпитер.
Тут Самарин схватился за голову и завёл свою любимую песню: мол, он совершенно не понимает, почему должен губить здоровье, общаясь с пилотами, вместо того чтобы лежать в гамаке под пальмами на островах Фиджи. Обычно это означало, что пора заканчивать разговор. Что было делать? Откажись мы наотрез, Самарин вызвал бы из отпуска какой-нибудь другой экипаж, всё равно ведь надо кому-то лететь. Да я бы и не упрямился, если б дело не касалось Венеры.
Мы переглянулись с Робином, он хмуро кивнул. На какие жертвы не пойдёшь ради науки…
Выйдя от Самарина, я заторопился на Узел связи, чтобы заказать радиоразговор с Андрой. Робин придержал меня. Никогда ещё я не видел его таким удручённым.
— Улисс, — сказал он, глядя в тусклую даль главного селеногорского коридора, — мы с тобой налетали немало мегаметров…
Я знал, что наступит этот трудный для нас обоих разговор. Не стоило его тянуть, все было и без того ясно. Я послал ему менто: «Все ясно».
Он покачал головой. Как он был похож в эту минуту на своего отца — лобастый, с квадратной нижней челюстью.
— Нет, Улисс, я всё-таки скажу…
И сказал, чудак этакий, что решил уйти из космофлота, потому что его привлекает работа на Узле связи (семейная традиция, ну как же!), и что космическая связь сулит интереснейшие перспективы. Кроме того, он женится на Ксении. И этот полет к Венере будет его последним полётом.
Я понимал, как не хочется ему идти в этот полет, он ведь может затянуться надолго, но тем не менее Робин решил идти, потому что знал, как тоскливо мне будет одному. Ведь к новому напарнику не скоро привыкаешь, да и какой ещё попадётся… Честно говоря, я не представлял себе кого-то другого в кресле второго пилота, просто не мог представить.
Я похлопал Робина по спине и сказал, что все в порядке. Все правильно. И абсолютно ясно.
Спустя час мне дали разговор с Андрой. Мой вызов застал её не то на симпозиуме, не то на коллоквиуме, я увидел на экране лица, белые и чёрные, и сразу вслед за тем остались только глаза Андры: она поднесла видеофон близко к лицу. Родные глаза, серые, в чёрных ободках ресниц. Они расширились, когда я сообщил о новом неожиданном рейсе, в них мне почудился даже испуг.
— Это надолго? — спросила она.
— Да, наверно, — сказал я. — Что поделаешь, я тебя предупреждал: не выходи замуж за пилота.
Я смотрел на экран и ждал, пока мои слова дойдут до Земли и пока придёт ответ. Изображение на экране застыло на несколько секунд — как всегда. Но вот зазвучал её голос, а изображение не шелохнулось: Андра не улыбнулась.
— Улисс, это очень, очень плохо. Это просто ужасно… Ты никак не можешь прилететь сюда?
— Нет. Нужно перегнать корабль на «Элефантину», там его будут начинять приборами.
— Хоть на несколько дней, — сказала она. — Улисс, прилети, прилети!
Я встревожился. Махнуть на все рукой, отказаться от рейса и кинуться к ней… Но как теперь откажешься?..
— Что-нибудь случилось? — спросил я.
— Ничего не случилось… — Она чуть не плакала.
— Родная моя, русалочка, и мне без тебя невмоготу… Слушай! Я вернусь из рейса и возьму отпуск на полгода. Полгода будем вдвоём.
Она коротко вздохнула и улыбнулась мне. И сказала:
— Ну, ничего не поделаешь. Улисс, я, наверно, скоро уеду в экспедицию в Конго.
— К пигмеям?
— Да. Мы разработали очень интересную программу, Стэффорд одобрил. Эту работу мне зачтут как диплом.
— Вот и хорошо, русалочка! Поезжай. Только будь осторожна с купанием, там ведь крокодилы.
— Ну, какие теперь крокодилы, Улисс!
