вторглась в ее жизнь. В жизни больше не осталось ничего нормального. 45-й калибр, который она носила с собой, служил тому доказательством.
Когда она вернулась к Лютеру, он передал ей рацию, пробормотав:
— Спасибо.
Они стояли лицом друг к другу, Ханна с коляской на земле, Лютер на пустой сцене, худой и несчастный, прижав руки к узкой грудной клетке.
У него покраснели глаза. Он плакал. Лютер наклонил голову, как бы пытаясь скрыть свои эмоции. Как будто ему стыдно за такое проявление чувств.
— То, что ты сделала. Как ты заботилась о моем отце…
— Я обещала.
— Я этого не заслужил.
— Я делала это не для тебя.
— Тогда… почему?
— Я сделала это для себя.
Лютер отвел взгляд, напряженно моргая, застыв на месте.
— Я уже говорила тебе раньше. Я даю обещание и держу свое слово. Я помогаю больному старику, потому что это правильно, а не потому, что ты этого заслуживаешь.
— Я никогда не хотел быть таким, знаешь. Я был простым бухгалтером. Можешь в это поверить?
Ханна уставилась на него, ее сердце покрылось льдом, не желающим таять.
Лютер прочистил горло.
— Служба в ополчении — это значит быть сильным, быть подготовленным, быть готовым, если что-то случится… но некоторые парни, их принцип заключался в том, что им не нужно готовиться, если у них есть оружие. Они могут просто взять то, что им нужно. Я не разделял этого. Но Саттер умел держать себя в руках. Когда все остальные в страхе бежали, у него имелся план. Меня… меня это привлекало. Я не хотел бояться или беспокоиться о том, что случится с моим отцом. Одно привело к другому.
Ханна сжала скрюченными пальцами ручку коляски. Неправильно сросшиеся кости болели от холода.
— Мне не нужны твои оправдания.
Он кивнул, устремив взгляд на воду, руки засунуты в карманы, плечи сгорблены, как у человека, потерпевшего поражение.
— Коулман приказал бы меня застрелить. Или повесить. Рейносо тоже. Даже Бишоп, наверное. Я знаю, что это ты. Коулман не казнил меня из-за тебя.
Ханна покачала головой и ничего не сказала.
— Я понимаю, почему ты меня ненавидишь. Мне часто снятся кошмары. О том, что мы сделали. Та девушка, лежащая в снегу… огонь… то, что я совершил.
В ее голове промелькнул образ бессознательного Майло, запертого в доме Ноа. Вонь дыма, душившего ее легкие, жар пламени, слепой ужас, когда она мчалась в горящий дом.
— Ты поджег дом с моим сыном внутри. Мне не нужна твоя благодарность, Лютер. Мне ничего от тебя не нужно.
Он вздрогнул, как будто она его ударила. Его взгляд метнулся к детской площадке, к Майло.
— Не смотри на него, — прошипела Ханна сквозь стиснутые зубы. — Не смей!
Лютер открыл рот, словно собираясь спорить с ней, пытаться отстаивать свою правоту, но поджал губы и кивнул.
— Я заслужил это.
— Чувство вины не делает тебя хорошим человеком, — отрезала Ханна. — Это делают твои поступки. Если хочешь быть хорошим человеком, будь им.
— Я ничего не могу сделать, чтобы заслужить твое прощение?
Ханна резко рассмеялась.
— Прощение? Ты серьезно?
Лютер уставился на нее, затравленным взглядом. Голодным и отчаянным.
Она устало вздохнула.
— Мы не убили тебя. Прими это и иди своей дорогой.
— Я в долгу перед вами. За это. За то, что вы сделали для моего отца. — Его лицо исказилось, как будто он боролся с новыми слезами. — Скажи мне, что сделать.
Она боролась со своим гневом, раздражением и обидой. Согласие встретиться с ним шло вразрез с ее собственными инстинктами.
Он несчастен и жалок. Но Лютер не заслуживал ее жалости.
Ханна почувствовала крошечную йоту того, чего хотела бы не чувствовать.
Она встретила его взгляд.
— Ты хочешь искупления?
— Да.
— Заслужи его.
— Скажи, как.
Шарлотта суетилась и хныкала. Она проголодалась. И слишком замерзла. Разочарованная, Ханна раскачивала коляску назад и вперед. У нее полно дел. Лучше, чем это.
Им нужно подготовиться к встрече с генералом и его армией.
— Тебе пора идти, — сказала она.
Лютер помрачнел.
— Когда он умрет, он будет один. Мой отец. Я не могу смириться с этой мыслью.
— Он не один. Мы сделаем все возможное, чтобы ему было спокойно. Больше я ничего не могу обещать.
— Это немало. Спасибо. Что захочешь. Я сделаю это. Просто скажи. Что угодно.
Нехотя Ханна согласилась.
— Поговори с Лиамом. Может, у него есть что-то для тебя. Что касается меня, я больше никогда не хочу тебя видеть.
Получилось жестко, но это правда.
Лютер кивнул, в его затравленном взгляде мелькнула искра надежды.
— Справедливо. Но я хочу. Помочь, я имею в виду.
Она повернулась, чтобы уйти.
— Майло!
Лютер прокричал Ханне вслед.
— Я другой человек. Я лучше. Я могу быть лучше.
Ханна толкала коляску быстрее и не отвечала.
Глава 9
Квинн
День сто четвертый
— Эй, Росомаха! — прокричала Квинн сквозь грохот бензопилы.
Лиам выключил бензопилу и выпрямился. Наступила жуткая тишина, птицы затаили дыхание.
Квинн спрыгнула с велосипеда, откинула подставку и поправила винтовку, перекинутую через спину. Теперь она везде ездила на велосипеде, поскольку в ярко-оранжевом дедушкином Форде F150 1978 года — «Оранж Джулиусе» — почти кончился бензин.
Она стянула с ручки сумку с бутылками воды; ее перевязанная рука вспыхнула от боли. Квинн проигнорировала боль. Порезы болели всю поездку на велосипеде. Синяки на бедрах и туловище причиняли страдания, а лицо напоминало разбитый арбуз. Что еще нового?
Она по-новому зауважала Ханну, которая даже с искалеченной рукой добилась большего, чем большинство людей. Сила может выглядеть не только как что-то значительное.
Квинн поковыляла по дороге к Лиаму, морщась от боли в ребрах.
— Я принесла тебе свежей воды из нашего насоса. Это работа Уитни, но я вызвалась.
Она держала рогатку и несколько флешетт в кармане куртки, но обновила оружие. Теперь Квинн повсюду брала с собой AR-15, «Берретта» висела в кобуре на поясе, а лезвие карамбита плотно прилегало к ремню.
Она протянула Лиаму бутылку с водой.
— Как поживаешь?
Лиам нахмурился, но бутылку с водой принял. Он сделал большой глоток и вытер лоб рукавом куртки.
Над ними сквозь решетку ветвей пробивался солнечный свет. Утро выдалось холодным, но около полудня сквозь облака проглянуло солнце.
Может быть, эта арктическая зима наконец-то ослабит свою власть над Мичиганом. Впрочем, может быть, это слишком большая надежда.
Джонас Маршалл и еще один волонтер, вооруженный винтовкой AR-15 с оптическим прицелом, дежурили в ста ярдах по обе стороны дороги, пока Лиам и Бишоп валили бензопилами платаны и клены.
Несколько деревьев уже преграждали дорогу, расположенные на расстоянии около двадцати
